Автор : Новожилов Александр Александрович Novozhilov123@yandex.ru Таблички Персонажи: ОЛЕСЯ ОЛЕГ Сентябрь. Нелегальный пункт приёма металлолома, расположившийся в гараже. Отличие таких пунктов от легальных в том, что, несмотря на немного заниженную цену на металл там не спрашивают паспорт и практически не обвешивают. Вот в таком пункте с большим столом, на котором расположились чашка, чайник, калькулятор, небольшой приёмничек, а на полу стул, весы, мешки с металлоломом, а ещё ширма в углу, а где-то рядом гвоздик в стене, а на гвоздике фуфайка - работает Олеся. Олеся – хозяйка пункта и по совместительству приёмщица. Олеся одета как типичная кладовщица, к тому же с платком на голове, от того кажется, что она выглядит старше своего возраста. Олеся сидит за столом, пьёт чай и слушает радио, мурлычит под нос слова иностранной песни и ничего её в этой жизни не тревожит и не тревожило бы… но, раздаётся стук в ворота. Олеся вздрагивает, отодвигает чашку от себя, отключает приёмник. Она подходит к воротам и смотрит в глазок. ОЛЕСЯ. Кто там? А там Олег. ОЛЕГ. Лом возьмёшь? Олеся открывает дверь в воротах, высовывает голову, смотрит по сторонам. ОЛЕГ. Да не бойся, родимая, нет никого. Свистнешь, и то не услышат. ОЛЕСЯ. Заходи. Олег проходит. На плече у него большая спортивная сумка. Олеся закрывает дверь. ОЛЕСЯ. Что там у тебя? Олег ставит на пол сумку, расстегивает её. Достает мешок с металлом. ОЛЕГ. Черняшка. Олег ставит мешок на весы. Олеся заглядывает в него, затем смотрит на показания весов. ОЛЕСЯ. 19.800. Как ещё дотащил. (подсчитывает на калькуляторе). ОЛЕГ. Как ещё нашёл! ОЛЕСЯ. Ой, не говори. 158 рублей. Заходит за ширму. Выходит с деньгами. Отдает Олегу. Что ж ты на бутылку-то не донёс? Олег прячет деньги в карман. ОЛЕГ . Какая бутылка, мать? Бабушке на растирку собираю. Болеет бабушка сильно. Артрит, ортроз, остеопороз. Слышала? Не дай бог заразиться. Господи прости. ОЛЕСЯ. Не заразишься. Лучше мешок помоги стащить. ОЛЕГ. Это как раз-два. В одно мановение. Олег снимает мешок с весов, ставит рядом с большим мешком. ОЛЕГ. Так сойдет? ОЛЕСЯ (Утрясывая мешок). Сойдёт. Иди, бабушку лечи, лекарь. ОЛЕГ. Со всех ног. Олег подходит к двери, пытается открыть замок. Олеся в это время достаёт из мешка прямоугольную металлическую пластину. ОЛЕГ. Подруга, выпускай, заклинило что-то. Олеся изучает пластину. ОЛЕГ. Открой, слышь! ОЛЕСЯ. Ты что принёс? ОЛЕГ. А что я принёс? Металл принёс. ОЛЕСЯ. Металл? ОЛЕГ. Металл. Железо. Банки-склянки там разные. ОЛЕСЯ (читает). «Алешенька Лунёв. 14.06.89 – 15.09.89». Ты что мне принёс, склянка-банка? Ты откуда это взял? ОЛЕГ. Ну а что? Оградки значит можно сдавать, а таблички, значит, нельзя? ОЛЕСЯ. А ты читал чья это табличка? Ты когда её с памятника отковыривал, ты читал что на ней написано? ОЛЕГ. Ничего я там не отковыривал, она там просто прислонена была к памятнику. Если бы не я, так кто-нибудь другой её взял. В натуре тебе говорю. ОЛЕСЯ. В натуре… ОЛЕГ. По нáтуре. Пауза. ОЛЕСЯ. Вот сейчас, по нáтуре, взял эти таблички и вернул их обратно... На место отнёс. Понял? ОЛЕГ. Тебе надо, ты и неси. Я тебе не почтальон. Своё дело я сделал. Металл принёс? Принес. Ты приняла? Приняла. Деньги отдала? Отдала. Всё. Двери отворяй. Офидерзейн. Идёт к двери. ОЛЕСЯ. А ну стой, молокосос! ОЛЕГ. Ты слова-то выбирай, старуха! А то и фасад могу разукрасить. ОЛЕСЯ. Старуха? ОЛЕГ. Старуха. ОЛЕСЯ. Я? ОЛЕГ. Ты. Как в старых и не очень добрых сказках, только без ступы. Пытается открыть замок двери. Не получается. ОЛЕСЯ. Да какая же я старуха? Ты где старуху увидел? ОЛЕГ. Да везде. Вот тут, вот тут, вот тут и ещё вот тут. И вон там под одеждой твоей такая старуха живёт, что… ОЛЕСЯ. Что? ОЛЕГ. То. Пытается открыть замок Открывай поживей, заклинило что-то. А у меня ещё дел по горло… Ну. Олеся надвигается на Олега. ОЛЕСЯ. Морда ты алкашачья, ты хоть знаешь, сколько мне лет? ОЛЕГ. У женщин не принято спрашивать. ОЛЕСЯ. А я тебе скажу! ОЛЕГ. А мне и не надо! ОЛЕСЯ. А я тебе скажу!! ОЛЕГ. А мне и не надо!! ОЛЕСЯ. А я тебе скажу!!! ОЛЕГ. А мне и не надо!!! ОЛЕСЯ. Мне надо!!! Пауза. ОЛЕГ. ( спокойно) Но мне-то не надо… Отпусти по-хорошему. ОЛЕСЯ. Не отпущу. ОЛЕГ. Вот дура старая, репьём к штанам прицепилась – не стряхнёшь Рвет замок. Безуспешно Ещё этот замок, как назло. Так и будем стоять что ли? ОЛЕСЯ. Кто-то стоять, а кто-то сидеть. ОЛЕГ. Ну вот ворота отворяй и сиди себе… до самой пенсии. ОЛЕСЯ. Не… ты не понял. Это ты будешь сидеть до самой пенсии. ОЛЕГ. Да кто ж мне посидеть спокойно даст на этом свете? Одних забот каждый день полна сумка. ОЛЕСЯ. Я тебя посажу. ОЛЕГ. Как это ты? ОЛЕСЯ. А так. За бессовестность твою. Вот за это. (Трясёт табличкой) Вот за то, что ты у трехмесячного ребенка, да с могилки… ОЛЕГ. А ты мне тут про совесть не пиликай. Сама краденое скупаешь, а мне свою совесть, как лапшу на уши вешаешь. У самой рыльце измазано по самые не балуйся… Ладно. Давай её сюда, пойду верну, где была. ОЛЕСЯ. А вот выкуси. Не отдам я её тебе. ОЛЕГ. Почему не отдашь? Ты ж хотела. ОЛЕСЯ. А вот теперь хочу, чтобы ты в уголок вон в тот посмотрел и дяде милиционеру ручкой помахал. ОЛЕГ (мельтешит взглядом по углам). Какому дяде? Ты что бузишь? ОЛЕСЯ. Вас снимает скрытая камера. Вон там. ОЛЕГ (закрывая лицо рукой). Да не вижу я ничего. Где там камера? Дергает замок снова и снова ОЛЕСЯ. А тебе и не надо её видеть. Там на том конце провода всё видно. На кассету всё записывается. А милиционер посмотрит потом и фоторобот нарисует. На каждом столбе твоя бесстыжая морда будет висеть. Зайцем от гончих собак скакать станешь, в припрыжку, пока в клетку тебя не загонят. А когда загонят, тогда и узнаешь, как над могилками чужими глумиться… Старуха тебе покажет. Она тебе такое покажет! Олег перестаёт дергать замок. Перестаёт прятать лицо. Поворачивается к Олесе. ОЛЕГ. Зараза! Страшнее бациллы. Значит, не врали люди с понятием, что ты подстилка ментовская, что под ментом ты лежишь и ему подмахиваешь? Достаёт из кармана купюру, сминает её, бросает Олесе в лицо. Подавись, шавка! Олег толкает дверь. Дверь легко открывается так, что Олег от неожиданности чуть ли не падает. Убегает. ОЛЕСЯ. Куда? (Вдогонку) Да чтоб на тебе род остановился! Плюёт Как вас ещё земля русская на себе держит! Олеся закрывает дверь. Поднимает купюру. Кладет в карман. Смотрит на табличку. В сомнениях и растерянности бросает табличку на стол. Ещё и этого не хватало. В общую кучу уже и не бросишь. Засовывает руку в мешок, который принёс Олег, достаёт оттуда обрезок трубы, скобу, связку гаек. Останавливается. ОЛЕСЯ. Может, конечно, зря я там с ним... А не надо было первому начинать. Старуха, старуха, да какая же я старуха! У старухи внуки должны быть, а у меня ни то, что внуков, у меня и детей ещё нет. А то, что я одеваюсь так, то это ни о чем ещё не говорит. Холодно мне здесь, холодно сидеть, поэтому и одежда такая. ( Осматривает себя) Нормальная одежда. Можно подумать, тут солнышко как в раю светит. Заглядывает в мешок, ворошит там железки. Достаёт ещё одну табличку. Всматривается с трепетом и страхом. Мать моя, Богородица. Господь с тобой. Благословенен плод… Малышка-то какой. Хорошенький-то какой. Берет со стола табличку с именем и датами. Неужели это ты такой… Алешенька. Сколько же тебе здесь? Месяца два от силы… А сколько уже лет-то прошло?.. За что, Господи? За что его дитя невинного прибрал ты к себе? Чем же он перед тобой провинился? Скольких ты уже за это время жизни земной лишил? Для чего же ты травы сорные расти оставляешь, а цветочки красивые срываешь? Всё у тебя ни как у людей, Господи! Кладет таблички на стол. Кто бы ещё показал, где тебя искать... Этот больше не придёт. Точно не придёт. Зачем он вообще приходил? Ведь спокойно так было на душе. А теперь возись с тобой, как с маленьким. Господи, говорю то что, ты ведь и есть маленький. Засовывает руку в карман. Ойкает. Достаёт из кармана 100 рублей, брошенные в неё Олегом. Хочет порвать, но вместо этого разглаживает их. Вот был бы ты живым, я бы может, тебя насовсем у себя оставила, а так… конфет тебе куплю. Отнесу на могилку. И таблички твои тоже. Так правильно будет. Кладет купюру в карман. Прячет таблички в стол. Включает радио. Делает глоток чая. Я постараюсь, я найду. 2 Темно. Тихое место. Какая-то небольшая полянка. Бревно и пенек. Олег сидит на бревне. На пеньке стоит бутылка водки, 2 стакана и закуска. ОЛЕГ. (Повернул голову, говорит куда-то вдаль). Слышь, я чё говорю, Серёнь? Мне-то что теперь с этим делать? Там моя фейса, как фоторобот, и я собственной персоной во весь рост: от корней и до самых кончиков. Вот на фига я эти таблички брал? Веса в них 100 грамм и цена копеечная. Прошёл бы мимо и делов. Слышь? Веса, говорю, 100 грамм. А давят на меня, как тонна. Вот тебе и 100 грамм... Наливает из бутылки в стакан. Я ещё остограмлюсь. Ты там не заблудился? Эй! Выпивает. Не, ну я думал, вдруг до килограмма не дотянет. Это не потому, что я какой-то, ну как его… расхититель гробниц. Я просто думал, что до килограмма может не хватить, вот всякую мелочевку и подбирал. Ну а тут сама судьба. К скупке через кладбище ближе, ты же знаешь, вот я и пошёл. Не то чтобы я целенаправленно. Ну ты понимаешь. Так-то я детей люблю, ну в смысле. А что теперь делать не знаю... Надо бы эти таблички на место вернуть. Может, не поздно ещё? Может, никто ещё по ту сторону объектива мне в глаза-то и не заглянул? А, Серёнь? Может, есть ещё шанс под статью не загреметь?.. Да разве она отдаст эти таблички по-хорошему? К такой бабе и на козе с бантиком не подъедешь… Да я и не знаю, как подъезжать-то. Знать бы как глазки-то по науке строить, да и говорить им что для услады, уже давно женатым бы ходил. Но, видно, не судьба, Серёнь, видно последнюю бутылку беленькой мы с тобой сегодня допиваем... Кошки на душе скребут. Я тут себе уже всё расчесал до красна, зудит, спасу нет. Хоть кума бы твоего попросить, чтобы таблички эти на заводе сварганил. Только вот не помню как пацана этого звали, да и фотография его там… А… всё бестолку. Если ментам настучала, то всё, пиши завещание. Был один срок, будет и второй. Не помилуют, Серёжа, не дадут шанса на исправление... Ты там как вообще?.. Чё тебе плохо?.. Мне тоже плохо Сереж, но у тебя хотя бы душа не болит... Кишки, печень - это так ерунда, Серёжа, ливер это. Тело... Тело без души только у собак, а мы люди, Сережа, люди, которые дрожат от неизвестности, а сами и не знают, произойдет с ними эта неизвестность или стороной обойдёт. И я дрожу, от страха дрожу, боюсь, что сдаст меня эта падла, и табличку с номерком на грудь мне повесят в казенном учреждении... Вот она душа какая, трясётся как осиновый лист. И как успокоить её? Как приструнить?.. К ноге, дрянь, к ноге! Ан нет, не слушается она. И если твоя душа, Сережа, для меня потёмки, то своя кромешная темень, не подчиняется она мне, хоть ты тресни… И пацан этот, слышь, он же мне ничего не сделал, а я его, вроде бы безымянным оставил, из-за рубля этого гребаного. Как преступника: без имени и фамилии… Схожу завтра на кладбище, конфет пацану отнесу. Может, хоть одна царапина с души исчезнет. А –то груз, понимаешь, давит, снять надо. А пока вот так. Наливает. Выпивает. Ну где ты там? Отзовись хоть. Встаёт, идёт шаткой походкой Подскажи, что делать, ты ж опытный, Серёнь?! Останавливается. Вот такая штука, Серёжа, что в пору хоть задушиться. (Уходит) Олеся сидит в гараже за столом пьет чай. ОЛЕСЯ. Душица от слова душа. Нервную систему очень успокаивает. Сначала бодрит, а потом расслабляет, и на душе тепло становится. Нет, это не самовнушение, так оно и есть. Неспроста у каждой травы своё название. Хворобой – с болезнями борется, чистотел- тело чистит, мята - и так каждому понятно, а душица – значит для души пользу несёт. Для души что главное? Добрым быть, не злиться. Вот мы с душицей и стараемся. Душа она хоть и невидимка, а чувствуется, что иногда там внутри, то щемит, то ломит. Вот как с ним. Берет в руки табличку, смотрит на неё. Неужели ты так спасаешь, Господи? От этой жизни спасаешь. А, может, и про меня в твоей канцелярии уже табличка уготована? Выдвигает ящик в столе, кладёт туда таблички, достаёт оттуда пакет с конфетами. Я и конфет тебе купила и Алёшеньке. Смотрит на конфеты Ласточка- птичка небесная. В церковь тебе конфеток отнесу, Господи, чтобы сласть нашу земную попробовал, чтобы не гневался на меня. Может, и Алешенькину могилку своим проведение поможешь найти. Родители его, поди, волнуются. Тут и сердце не выдержит. Был бы мой, точно бы разорвалось… А у кого-то ещё совести хватает с могил подбирать. В ворота стучатся. Олеся кладет конфеты на стол. Закрывает ящик стола. Кому там приспичило? Я уходить уже собралась. Подходит к двери.Смотрит в глазок. Не видно ничего. Кто там? Голос за дверью. Медь. Первичка. ОЛЕСЯ. А что так поздно? Голос. Долго сказка сказывается, да не быстро дело делается. ОЛЕСЯ. Много у тебя? Голос. Килограмм 15. ОЛЕСЯ. Сейчас открою. Черт с тобой. Олеся открывает дверь. Внутрь забегает мужчина в балаклаве. Олеся застывает. Мужчина. Не двигаться! Ограбление! Мужчина пытается достать из кармана нож, а он не хочет оттуда вылезать Да что там у тебя? Вылезай же! Всё происходит настолько неловко, что нож падает на пол. Олеся начинает пятиться назад. Мужчина. Да, ё моё! Поднимает нож. Держит за лезвие. Стоять! Не с места! Олеся замирает. Мужчина (Замечая, что держит нож не так) Блин! Берет нож правильно Камеры выключай! Мешки выворачивай! И поживее! Олеся снова пятится назад. ОЛЕСЯ. Да как, да что тут, да у меня тут и нет ничего. А деньги, я сейчас отдам. Всё отдам. Только не убивайте! Мужчина. Какие деньги? Стоять! Не с места! Иди сюда! Резче, резче! Олеся останавливается. ОЛЕСЯ. Как это и стоять и идти? Всё одновременно-то как? (кричит) Спасите, мамочки! Бежит за ширму. За ширмой что-то со звоном и грохотом падает. Мужчина. Ты чего это? Прячет нож, идёт за ширму. Из-за ширмы, пятясь, выходит мужчина. Натыкается на стол. Останавливается. Замечает конфеты. Берет горсть, вглядывается. Медленно разжимает руку, конфеты падают. Отряхивает руку. Резко приходит в себя. Смотрит по сторонам, приглядывается к углам под потолком. Шаткой походкой переходит от мешка к мешку, копошится там. Затем садится на пол, держится за голову. За ширмой что-то снова со звоном падает. Мужчина вскакивает, убегает. Слышен кашель Олеси. 3 Полянка. На бревне сидит Олег. На пеньке и рядом много винных бутылок, как пустых, так ещё и не начатых и конфеты горстями. Рядом с Олегом лежит фигура человека. А может вовсе это и не человек. ОЛЕГ (толкает фигуру ногой). Серёнь, ну ты чё так быстро? Мне одному столько не выпить. Давай, вставай! Соберись, тряпка! Продолжаем. Ставит ногу на него Слабак. Духом ты слабый, Серёня! От хорошего вина совсем голову потерял. Вот я, ты слышишь, совсем другое дело. Я хоть сейчас 10 приседаний сделать смогу, и меня не поведёт. Хочешь покажу? Выпивает стакан Смотри и учись, салабон. Начинает приседать Один, Два, Три, Четыре. А ты о приблудной, Серёнь, ничего не слыхал? Говорят, её того, наглушняк. Я вчера в скупку ходил, стучался, никто не открыл. Не врут, значит…Видать совсем обнаглела. Может, обвесила кого? А народ у нас сейчас злой, мстительный. Человек человеку волк, зуб за зуб. Ты им левую щеку не подставляй, без правой останешься. Восемь, девять, десять. Заканчивает приседать Ну вот, а ты говорил: не смогу, не смогу. Сила духа, Сережа. Это тебе не душа какая-нибудь с остатками совести, которая вот здесь в груди лягушкой жалобно квакочет. Забудь ты о душе, Сережа забудь. Надо ли нам знать, что там тикает? Надо ли нам туда вообще заглядывать? Надо ли жалобить себя? Об стену лбом биться… Не. Не надо. Только дух, только чистая энергия силы. Вот что поможет в этом мире выжить, вот что спасёт… А вот эти свои рассуждения о сочувствии ты оставь для попов. Детишкам ты будешь о сочувствии и доброте рассказывать, а не мне. Я этой доброты уже наелся, больше не надо. Кирпичом из-за угла тебя бы этой добротой огреть. Я из-за этой доброты, может, и срок бы не схлопотал. Если бы смог тогда эту доброту придушить, сейчас с тобой на этом пенёчке не сидел бы. Берет с пенька конфету. Рассматривает. Москва – Рим – Нью-Йорк. Атлантик аэроэкспресс... Пацанов малолетних жалко стало. Только они меня не пожалели, когда у следователя в кабинете все по очереди 10 коробок с вот такими вот крадеными конфетами мне на горб складывали да по карманам рассовывали. А я эти конфеты даже в руки не брал. Так просто, рядом проходил, огоньку решил стрельнуть и стрельнул с поправкой на три года. Вот где они все теперь? Где? В Москве? В Риме? В Нью-Йорке? А я за них, за всех теперь здесь с биографией не очень замечательной. Бросает конфету Сереже. На! Сам купил, сам и закусывай! Берет с пенька ещё одну. Рассматривает. Ласточка. Сто лет конфет не ел. Да и сейчас не тянет. Слишком большой была расплата за сладенькое. Разворачивает конфету, выбрасывает её. Делает из фантика самолетик. А по чесноку, Сережа, сдрейфил я тогда. Если бы тогда на себя всё не взял, меня бы ихние мамашки с папашками на куски порвали, как будто бы я маньяк какой-то, правда. Даже дом подожгли, сволочи, чтобы в страхе меня держать. Разворачивает ещё одну, выкидывает. Из фантика делает самолетик. Берет третью. А всё из-за этой… ну ты знаешь… из-за белобрысой. Не выгнала бы она меня в ту ночь из хаты, глядишь и мимо того места не прошёл бы… Подумаешь, «дурой» назвал. Так не ударил ведь, ни разу даже пальцем её за те месяцы не тронул... А она… Дура она и есть дура. Так меня на суде охарактеризовала, что с того момента у меня к бабам как отпало. Не воспринимаю я их ни с каким гарниром и ни под каким соусом. Потерялось у меня к ним доверие. Разворачивает конфету, выкидывает. Делает самолетик. Вот такая сила духа, Серёжа. Такая сила духа была, не больше этой конфетки. Только не благо мне что-то сейчас от этой силы духа. Страшная она эта сила, если расти в тебе начинает, подниматься как на пивных дрожжах. (запуская первый). Москва. (Запуская второй). Рим. (Запуская третий). Нью-Йорк. Берет бутылку. Липецк… Занесла сюда ласточка на крылышке своём, а сама улетела чёрт знает куда в краюшки теплые, где фиги под солнцем растут. А я что, глупее птички? Не пойду и найду свои фиги и своё солнышко? И пойду, и найду. Один пойду. Никто мне не нужен. Никто. Уходит. Олеся сидит в гараже. Голова перевязана. Наливает вино в стакан. ОЛЕСЯ. Липецк… Липецк не Москва, не Рим и даже не Нью-Йорк… Липецк Выпивает залпом Почему Липецк? За что Липецк? За что?.. Вот живёт кто-то в Париже и даже не знает почем тонна алюминия на Шанхайской бирже, зато почём литр духов наверняка знает. А я и почем флакончик – не знаю. И много чего ещё... Вот знают они там у себя, что медь не магнитится? а если магнитится, то это совсем не медь. И чем она от латуни отличается. Тоже не знают... И чем жизнь хорошая отличается от плохой. Нет, ничего они не знают. И даже, когда ножом перед тобой размахивают, а после уголки металлические тебе на голову падают, и руками холодными после этого за шею трогают - тоже не всем известно. Не знают, как можно к врачу вот с такой головой не обратиться, потому что врач в полицию может отправить, потому что не знают там у себя в Париже как можно скупку нелегальную держать и по десять тысяч в месяц участковому отдавать. И даже не знают, что одними десятьютысячами от этого рыжего не отделаешься. И даже не знают, как противно бывает от этого. И даже не знают, что никому ты на это не пожалуешься. Потому что не знают, что на меня саму давно пора жаловаться за то, что краденое скупаю. Потому как не знают, что по-другому жить здесь нельзя, когда солнце с неба светит, а кажется, что со всех четырёх сторон света только и веет холодом. Наливает половину стакана. Выдвигает ящик. Достает конфеты «ласточка». Берет одну конфету, смотрит на неё. Скажи мне, птичка, почему у этих мужчин руки такие холодные? Я не помню, чтобы у кого-то из них были теплые ладони. А пальцы? Пальцы, которые только рвут, щипят и душат, и трогают, трогают, быстро-быстро, как на рояле играют. Разворачивает конфету И так не складно они играют, что нет этой музыки. Ничего нет в этих отношениях, только нескладность одна. А музыка… только по радио. Сколько хочешь, завались этой музыки. Кладет конфету в рот А вот здесь, в сердце, одни синяки и ссадины. Делает из фантика самолетик. Запускает Париж. Теперь ты знаешь, что у них холодные руки. Разворачивает другую конфету. Делает самолетик. Запускает Милан. Ещё увидимся. Поднимает стакан Липецк... Липецк... За что?.. За что ты не учишь их любить? За что ты их так наказываешь? И меня вместе с ними. Смотрит на таблички в открытом ящике Ну что вы на меня глядите? И закрепить вас некому и попросить некого. Вот встретить бы вашего папку. Да как его найдёшь? Не сидит же он на могиле целыми днями… А если сидит и ждёт, и волнуется, и болит у него на сердце… тогда чего же я тяну? Почему не иду?.. И как будто вы уже тут прижились… и как будто бы я с вами тут уже прижилась… И не так уж и холодно тут становится. Правда? В это время к скупке подходит Олег. Робко стучится в дверь. Олеся замирает. Олег стучит ещё. В ответ тишина. Олеся встаёт, на цыпочках подходит к двери, смотрит в глазок. В это время Олег отходит от двери, уже решается уходить, но останавливается, задумывается, хочет вернуться, делает шаг к двери, но передумывает. Уходит. ОЛЕСЯ. Никого. Показалось. Выпивает Не положено вам тут по христианским законам находиться, у вас всё-таки свой дом есть. Может, вам тут и лучше, но не положено так. Берет конфеты, таблички, бутылку. Кладёт всё это в сумку. Уходит 4 Кладбище. Олег пьёт вино из бутылки. Две конфеты лежат на могиле Алёшеньки. ОЛЕГ. Скверная история, брат. Скверная. Я не про таблички про твои, я вообще. Ну прости. Так получилось. Я ж не виноват, что они не прикручены были… Тебе-то уж, наверное, всё равно. А кому надо найдут. Так ведь? Если мамка с папкой живы - найдут и так... Я бы тебе табличку новую сделал, только не помню как тебя звать-величать. Память совсем того. Зато вот конфет принёс. А ту табличку твою я теперь где возьму? Приблудная уже всё: на тот свет отправилась. К тебе, значит. Там, может, и свидитесь. Вот увидишь её с неё и спросишь... И с меня тоже спросят. Только по-другому. И не там, а здесь. И так спросят, что лучше уж наверху среди вас заболтаться, потому что, когда спросят, то жить здесь совсем не захочется… Как тебя зовут-то хоть? Ей Богу, не помню, хоть убей. Вот помнил тогда, а сейчас забыл. Правда. А вот про конфеты не забыл. Сначала дюшесок хотел принести, а потом… ну так получилось. Шоколадненькие поди лучше, чем леденцы? Да пацан?.. Не, не я не ржу. Я просто понял, что ты мне ответить не можешь. Я, как ты видишь, под градусом, и мне кажется, что ты здесь возле памятника своего стоишь, а на самом деле это я тебя представляю, что ты здесь как живой. Ты мне даже отвечаешь что-то, а на самом деле это я сам себе отвечаю. Понимаешь? Сдвиг мозгов. Ну ты в курсе. О, вот опять с тобой заговорил… А ты знаешь, пацан, я тебя не таким представляю, какой ты взаправду был. Ты постарше, лет 15 тебе и ты вместе с ними ночью в магазин идёшь. А я в это время мимо прохожу, шорох слышу, подхожу огоньку спросить, а ты не просишь меня на шухере постоять, а говоришь вместо этого: «Беги дядя, быстрей беги отсюда, не оборачиваясь, иначе жизнь твоя труба в ошметок превратишься». И я бросаю сигарету и бегу, быстро бегу, не оборачиваясь, бегу к новой жизни совей, где я человек, с большой буквы человек, с заглавной буквы да с красной строки человек. Бегу туда, где дом мой, где ждут меня, где надеются, где любят... Только вот не было тебя тогда, и ничего ты мне не сказал. А может ты и умер для тго, чтобы мне ничего не сказать? Чтобы я вот так научился с колен подниматься. А у меня, словно, и ног уже нет, встать не на что и опереться не на кого. А вот теперь делов я натворил и ползаю по земле, как червяк, как калека. Посмотри сам: ну какой я тут жилец, я и мертвых-то уже не боюсь – сам, как видишь, заживо захороненный. Выпивает Матерь Божья, а вон и приблудная чешет! Царствие ей небесное! Над каждой могилкой склоняется. Что это она? Ищет чего-то? Только захоронили, наверное, а душа, видимо, неприкаянной осталась. Не может земную твердь покинуть. Грехи, значит, тянут. Царствие ей небесное. Прости меня, приблудная! И ты меня, Господи, прости, если, как люди говорят, на небесах восседаешь. Крестится. Погляди, как живая, прям. Сюда идёт. За мной, наверное. Вот они и пути Господние, неисповедимые. Появляется Олеся. ОЛЕГ (Крестится). Царствие небесное тебе новопреставленная раба Божия. Пощади, мимо пройди, не забирай. Пусть земля тебе будет пухом, а небеса… ОЛЕСЯ. Что??? Я тебе сейчас покажу, тварь, новопреставленную рабу! Достаёт конфеты. Кидается в Олега. Олег вскакивает. ОЛЕГ . Ты что, коза! Ты что это, э! Не понял, блин! Ты как вот так? ОЛЕСЯ. Значит, на могиле пьянствовать вздумал?! Сначала таблички поснимал, а теперь сидит вино хлещет как ни в чём не бывало! ОЛЕГ. Ты что? Живая что ли? ОЛЕСЯ. Живая? Я тебе сейчас покажу, какая я живая! Кидается в него конфетами. ОЛЕГ. Харе, коза, харе! Берет с могилы две конфеты, кидает в Олесю. Ожила, блин. ОЛЕСЯ. А ну пошёл отсюда, тварь поганый! ОЛЕГ. Эх, повезло тебе. Живучая, стерва. ОЛЕСЯ. Смотри, как бы и тебе свезло. ОЛЕГ. Не угрожай! Я дядю милиционера не боюсь. ОЛЕСЯ. Я и без всякого дяди . Достает бутылку. Бутылкой перемахаю так, что осколки из мозгов будешь выбирать, да не выберешь. ОЛЕГ. Может, лучше выпьем, раз принесла? ОЛЕСЯ. Я тебе сейчас жажду-то утолю. ОЛЕГ. Но-но, полегче, тетя, ухожу. А ты располагайся пока, тут мест полно. ОЛЕСЯ. И для тебя останется, дядя. ОЛЕГ. И, правда, живая Пауза. ОЛЕСЯ. Но, но! Ты чего это подходишь? Стой, где стоишь. Олег подходит ещё ближе. ОЛЕСЯ. Я отвечаю: бутылкой могу по темечку заехать. Олег подходит ближе. ОЛЕГ. Заезжай. ОЛЕСЯ. Я не шучу. Я знаешь как двинуть могу? Я знаешь как одному раз двинула? Олег подходит ближе. ОЛЕГ. Двигай. ОЛЕСЯ. Последний раз предупреждаю. Олег подходит вплотную. ОЛЕГ. Предупреждай. Целует Олесю в щеку Хорошо-то как! Олеся толкает Олега. Олег отскакивает. ОЛЕСЯ (утираясь). Ты чего это? Дурак совсем? ОЛЕГ. Хы… точно живая. Олег поднимает две конфеты, кидает на могилку. Уходит. ОЛЕСЯ. Пьяница полоумный, ещё и целоваться лезет, ещё и живой меня называет. А какая я ещё должна быть?.. Господи, могила-то какая заброшенная. Ни имени, ни фамилии, маленькая такая. А ну-ка, что это за дырочки такие? Господи! Достает из сумки таблички, прислоняет к памятнику Алёшенька, нашла тебя. Все дырочки, где шурупчики были, сходятся, одна к одной. Как же тут плохо у тебя, не прибрано, песочком не посыпано, ни одного веночка, ни одного цветочка. Неужели мамка с папкой тебя позабыли совсем? Садится на могилу Вот только этот пьяница о тебе и помнит. Конфеты подбрасывает. А может так… случайно. Может за оградками пришёл?.. А может и не за оградками. Может ещё что-то осталось в сердце человеческое. Вот только кто бы ему ещё подсказал, что не совсем он в зверя превратился... Да и кто ему подскажет, если мы и сами на зверей похожими стали, только с паспортами… Поворачивается лицом к памятнику Чем же ты перед миром-то провинился, Алёшенька, что только мы о тебе помним, непутевые? Встаёт Заберу я, твои таблички. Прячет таблички в сумку Пускай пока у меня побудут, а то опять нелюди человеческие украдут. Ты оттуда жизнь нашу видишь, сам всё понимаешь, на Бога, как говориться надейся, а сам… Ну я пошла. Здоровья тебе там. Самое главное. А остальное наживём. Я ещё приду сюда, вернусь. Уходя, машет рукой Пока. Ну, пока. Всё, пока. Уходит. 5 Полянка. Олег ходит вокруг пенька. ОЛЕГ. Вот коза живучая. Что мне теперь прощения у неё просить? На колени перед ней становиться? К ней же просто так не подступишься, не объяснишься с ней по-простому. А если она меня уже сдала? Почему меня не ловят? Я ж не канарейка какая-нибудь, я по земле хожу. И камера эта. Зоркий глаз. Если он в углу висел и всё видел, то почему я его не видел? Не ясно ничего мне тут, не ясно… Мне теперь что: всю жизнь бояться, прятаться по кустам? На мушке она меня держать теперь будет? Неее, не пойдёт, сбивать надо прицел, пусть в другую сторону целит не в мою. Ломом по спине бей-колоти, а с ног не свалите. Не встану я на колени перед ментовской подстилкой… Если мне по судьбе сидеть, то пусть так и будет. Достаёт нож, открывает его. Что ж за баба такая: ни за жизнь с ней не поговорить, ни влюбиться по-настоящему. Закрывает нож Даже представить себе не могу, как это влюбиться можно? Что ж для этого надо? Какое вещество такое требуется в кровь пустить, чтобы радость в другом человеке почувствовать? И знать бы, где это вещество взять, взял бы уже. Ведь чувствуют люди радость друг в друге без всяких там, наверное, веществ. Сядут вот рядом, одним воздухом подышат и всё, влюбились уже. Жалко, не понять мне этого. С такой жизнью и не с кем. Напиться бы, только денег нет. В последний раз напиться. Уходит. 6 Скупка. В гараже, за столом сидит Олеся. Слушает радио. Пьет чай. По-прежнему, на голове повязка, на теле фуфайка. На столе лежат таблички. ОЛЕСЯ. Вот пока живите у меня. Тут надежнее. Я вас в столе буду хранить. Прячет таблички в стол Пока мужик настоящий в моей жизни не появится и вас к памятнику не прикрепит как следует, чтобы оторвать было нельзя. Только где взять этого мужика настоящего? Одни искусственные только и заходят Кто-то стучится в ворота. ОЛЕСЯ. Ну вот, ещё один пришёл. Олеся подходит, смотрит в глазок. ОЛЕСЯ. Кто там? ОЛЕГ. Я. ОЛЕСЯ. Кто я? ОЛЕГ. Не узнаешь что ли? ОЛЕСЯ. А ты мне кто? Родственник? ОЛЕГ. Аккумуляторы принимаете? ОЛЕСЯ. Иди, откуда пришёл, и аккумулятор этот ворованный верни кому следует. ОЛЕГ. Слышь, подруга, хорош комедию ломать! Аккумулятор этот мой. А если ты из-за этих вонючих табличек обозлилась, то я их хоть сейчас могу на суперклей посадить. Олеся открывает, видит Олега с хризантемами и аккумулятором. ОЛЕСЯ. Каких табличек?.. Каких ты сказал табличек? Олег ставит аккумулятор на землю. ОЛЕГ. Не цепляйся к словам. Протягивает цветы. Это вот тебе на прощание, девять белых хризантем. ОЛЕСЯ. С кладбища приволок? Сейчас я тебя ими примирю. Выхватывает из руки Олега цветы, бьёт ими Олега по голове ещё и ещё. Олег не сопротивляется, спокойно стоит с закрытыми глазами. ОЛЕСЯ. Падонок, подлец, нелюдь! Чтобы больше ноги твоей здесь не было! Чтобы на моём пути больше никогда твоя физиономия не попадалась! Таскай своё барахло ворованное куда хочешь, а про это место чтобы навсегда забыл! Ясно тебе? Олеся заканчивает бить. В руке остаются одни стебулышки. Олег открывает глаза, проводит ладонью по лицу. ОЛЕГ. Ясно всё. Пройти-то можно? ОЛЕСЯ. Что? Олег поднимает с земли аккумулятор. ОЛЕГ. Аккумулятор занести. Зря что ли пёр? ОЛЕСЯ. Зря. ОЛЕГ. На бутылку-то хоть дай, напьюсь в последний раз. А после и отправляй своих кумовьёв по моему адресу. ОЛЕСЯ. Каких кумовьев? Я тебе повторяю: неси своё ворье куда хочешь, хоть к черту на кулички. ОЛЕГ. Чтобы к черту на кулички уехать, новый аккумулятор нужен, а на моей пятерке только этот. Да и куда ехать уже. Приехал. Сама знаешь. Олеся отходит, заходит Олег. ОЛЕГ. На, поставь куда-нибудь, а то руки горят от тяжести. И деньги мне твои не нужны. Расхотелось пить. Пропало настроение. Олеся не решается, затем берет аккумулятор из рук Олега. Аккумулятор настолько тяжелый, что Олеся не может удержать его. Аккумулятор падает. ОЛЕГ. Пойду. Выходит Закрывай, а то мало ли. Олег уходит. Олеся в задумчивости стоит со стебулышками. ОЛЕСЯ. Я думала, что это он, а это совсем не он. Садится на стол. 7 Полянка. Олег сидит на бревне пьет пиво. Одновременно видно и Олесю и Олега. Пока Олег говорит, Олеся находит стакан, ставит в него стебулышки. О чём-то мечтает. ОЛЕГ. А я представил, что это был не я. Совсем не я. А так хотелось ей в обратку залепить, удержало что-то. Видимо не погиб всё-таки инстинкт самосохранения природой заложенный... Лупи, думаю, лупи сколько влезет, пока руки не оторвутся. Потерплю напоследок раз уж твоя взяла. Пусть менты в камеру глядят и смеются. Пусть от души погрохочут. Хоть кому-то радость от меня будет. ОЛЕСЯ. У него были теплые руки... У него были теплые руки!.. Я это почувствовала, когда он мне аккумулятор отдавал... Я дотронулась до его руки. Не специально дотронулась, и она оказалась теплой... Значит, это был не он. Точно не он. Эти руки не могли так душить. Нюхает стебулышки. А таблички? Может не он вовсе эти таблички снимал? Может это кто-то другой был? А кто тогда приходил? Ведь это два разных человека... Или один? А если это один человек: как он может быть таким разным? Что же у него в голове тогда творится? Как ему живется с этим?.. Он же несчастный человек. Он ведь так несчастен. Он думает, я хочу его в тюрьму упрятать, а я совсем не хочу. ОЛЕГ. Мы совсем разные. Она баба, я – мужик, нам и поговорить-то не о чем, кроме борща. И что говорить-то о нём, о нём и так всё сказано – пересказано, в книжках всё написано уже… Не ёкнуло у меня нигде: ни здесь, ни там. Хоть ты этой дряни обпейся, хоть ещё чего покрепче, а всё равно не ёкнет. Не баба, а прям шнырь какой-то с третьего барака. Тьфу ты! Нацепила на себя ошкварки. Ни помадки, ни ресничек, ни кожи, ни рожи. Олеся достаёт из стола маленькую сумочку, зеркальце. Смотрится в зеркальце. ОЛЕСЯ. Как я давно сюда не смотрела!.. Мамочки мои!.. Как этот рыжий повадился сюда, так и попрятала всё. Фуфайку одела, платок бабушкин. Даже лицо перед его приходом алюминиевой железячкой натираю, чтобы оно серым и больным выглядело. А ему хоть бы что. Прежней меня запомнил. А мне самой теперь тот образ вспомнить бы… Как себя-то быстро забыть можно, Господи! Как себя легко можно позабыть. А с лицом-то что стало: не лицо, а фасад больницы нашей. Но я вспомню, я сейчас всё верну как было. Из сумочки медленно извлекает помаду, туш, тени, лак, пудру. ОЛЕГ. Цивильный фасад мужику нужен, чтобы фантазии разные в голове крутились.Картинки, там, разного привлекательного содержания. Смотрит на пивную бутылку. И борщ ещё с мясом. И чтобы постирано-убрано всё было. Ну и койка, соответственно. Как же без койки? Олеся открывает тушь. Плюёт на неё. ОЛЕСЯ. Всё засохло уже. (Мажет глаза) Ой, щекотит! (смотрит в зеркало) (стесняясь) Как цыган совсем. Ой! (вытирает под глазом) ОЛЕГ. Она себя хоть в зеркало видела? Ей кто-нибудь про зеркала рассказывал?.. Ну в лужу-то она смотрелась – это ясен пень. А так, чтобы чисто своё отражение увидеть и не испугаться. Это же не каждый вот так сможет себя оценить по чесноку… Такое мужество надо бабе иметь, что зашатаешься. ОЛЕСЯ (рассматривает в зеркале глаза). Вот если бы каждого человека снаружи можно было разукрасить чтобы он после и внутри изменился, как же мы прекрасно бы зажили тогда. Почему же мы друг на друга смотрим, а внутрь не заглядываем? Как же это не правильно. Как же это не по-человечески друг от друга прятаться за этими телами, одеждами, за всеми этими ненужными словами. ОЛЕГ. Да и без бабы житуха пресновата… Ну уж лучше без неё, чем вот с ней. Закончив с тушью, Олеся начинает красить губы ярко-красной помадой. ОЛЕСЯ. Всегда думала, что лучше без неё, а с ней ещё лучше. ОЛЕГ. А с ней ещё надо и в губы целоваться, помимо всего прочего. И помимо всего прочего ещё и удовольствие от этого надо испытывать. А не представлять, будто долг родине отдаёшь. Олеся снимает фуфайку, кладет её на стол, снимает с головы повязку. ОЛЕСЯ. А закуталась-то как, мамочки! Как будто на север еду. И повязка эта. ОЛЕГ. И повязка эта, как в песне про Щорса. «Голова обвязана, кровь на рукаве, след кровавый стелется по сырой траве». Олеся подкрашивает глаза тенями. ОЛЕГ. Жуть-баба. И мешки под глазами, как будто месяц караул несла. Несла-несла и недонесла. Уронила в преисподнюю. Страхолюдина. Вот такие и ходили по деревням, мирное население раскулачивали. А потом из человеческой кожи абажуры для настольных ламп клепали. ОЛЕСЯ( Застывает, глядя в зеркало). Какая кожа! Как у артистки. Вылитая Мерилин Монро. Или эта черненькая… ну как её… ОЛЕГ. Баба-яга. Вот кто… И ни какая мазюкалка ей не поможет. Как говорится: «тут природой дадено, как в ларьке украдено». Олеся докрашивает глаза. Кладет все причиндалы в стол. ОЛЕГ. Значит природой так задумано ей в наказание без мужика всю жизнь прожить или с ментом рыжим в гараже. (смеется) И никто ж ей не подскажет, не осмелиться сказать: на кого ты похожа подруга, взгляни на себя, блин. ОЛЕСЯ. (в зеркало) Посмотри на себя. Ведь ты ещё не старуха. Ты совсем не старуха. Посмотри, какое тепло от твоего дыхания идёт. И уши горят… Тепло, тепло-то как. ОЛЕГ. Вот, ей Богу, не тепло и не холодно на душе. И сколько мне за эти таблички дадут? Не пожизненно ведь сидеть. Олеся открывает дверь, выглядывает на улицу. Стоит на пороге, задумавшись. ОЛЕСЯ. И сидеть уже не охота. Так хочется гулять. Просто ходить и смотреть. Смотреть на всё по-другому, другими глазами. И так смотреть, чтобы всё, на что я смотрю, мне радостью отвечало. Как же прекрасно будет жить тогда! Как же захочется тогда жить! Олеся снимает рабочий халат и вешает его на крючок. Под халатом джинсы и кофточка. Олеся выключает свет, выходит из гаража, закрывает дверь. ОЛЕГ. Хоть погулять бы как следует напоследок. Да вот только не с кем... Что так сидишь, что эдак будешь – разница не пропасть. Думаешь, что на свободе. Ан нет (бьёт по голове) тут она всё равно клетка и четыре угла под 90 градусов. И тюрьму эту мы сами себе строим, когда рождаемся. Это для глупых рождение радость, ходят, улыбаются, счастливые, а я знаю, что рождение – это уже неволя, уже крест до самой смерти. И тело наше как крест, если руки в стороны развести. Только крест этот не во спасение души, а в её унижение. Весь мир - тюрьма, ребята, весь мир – тюрьма. Слышны будто бы раскаты грома. ОЛЕГ. Сентябрьский гром. Восьмое чудо света (Допивает пиво). Снова слышны раскаты. Олег резко оборачивается, понимая, что это громыхает лист оцинковки. ОЛЕГ. Эй вы, хмыри, лист на базу! Разбивает бутылку о пенёк. С розочкой бежит в сторону грома. Убью, вшивики! Скрывается. В это время на полянке появляется Олеся. Слыша громыхание листа оцинковки, она останавливается, вглядывается в темноту, идёт дальше, скрывается. Голос Олега. Побежали как, а! В олимпийскую деревню бегите, спринтеры! Олег появляется с большим листом оцинковки. ОЛЕГ. Вот русский человек разве сможет взять что-нибудь у русского без спроса? В чём тогда его русскость есть, если даже по-русски спросить не может? А если по –русски не может спросить, то какой же он русский тогда? Хоть по отцу, хоть по матери, хоть по паспорту. (Говорит в сторону откуда недавно вышел) Научитесь просить сначала по-русски, а потом и называйте себя русскими. Олеся возвращается, очень медленно и осторожно ступает. Олег не узнает Олесю, а Олеся очень даже его узнает. ОЛЕГ. Опа. Откудаль ты такая? С какого, так сказать, микрорайона?.. Шла бы ты отсюда, девочка, пока ещё девочка. Пауза. Ну что ты стоишь? По-русски не понимаешь? Опасно здесь. Тут девушки не ходят. Тут дяди взрослые вечера коротают за распитием алкогольных напитков. А после на подвиги их тянет вот с такими вот смазливками. Разворачивайся и иди отседа, не ищи приключений на свою помаду. Пауза. Ну что стоишь? Что молчишь?.. Как ты здесь вообще оказалась? Не местная что ли? Пауза. А может ты из этих?.. Я таких не люблю. И денег у меня нет. Поняла? Презираю я вашу древнейшую профессию. Пауза. Ты с деревни что ли? Заблудилась? Да? Пауза. А заблудиться от слова «блуд». Ты в курсе? Пауза. Кивни, что ли, для приличия. Олеся кивает. ОЛЕГ. Понимаешь, значит. ОЛЕСЯ (улыбаясь). Понимаю. ОЛЕГ. Говорить умеешь, значит?.. А ты улыбочки мне тут не распространяй. Нечего мне с тобой тут понапрасну губы растягивать. Красотка, блин. С тобой свяжешься, горя потом не оберешься. Знаю я таких... Ну что ты припёрлась сюда? Не меня же ты искала? Олеся смеётся. ОЛЕГ. Заливается… Да я тебя сейчас одним ударом в землю вобью. Посмотрю как ты тогда загрохочешь… Не веришь? Олеся мотает головой из стороны в сторону. ОЛЕГ. Не веришь, значит?.. Ей Богу, как наваждение какое-то… Ты хоть живая? А то я в последнее время только с мертвыми и разговариваю. Олеся кивает головой. ОЛЕГ. Слушай, наваждение, раз ты живая - поможешь лист до скупки дотащить? А я так уж и быть: провожу тебя до первых фонарей, а дальше катись на все четыре стороны. Пауза. Ну что ты меня гипнотизируешь глазками своими кукольными?! Хватайся, давай, за тот край и потащили! Только руки не порежь! Олеся берется за край листа. ОЛЕСЯ. Теплый какой. ОЛЕГ. Заговорила. Что теплый-то? ОЛЕСЯ. Край этот. ОЛЕГ. Так я же за него держался, глупая. ОЛЕСЯ. Поэтому и говорю, что теплый. ОЛЕГ. Значит, неси и грейся. Только под ноги гляди, стекло кругом. Раз, два. Уходят. 8 Олег и Олеся появляются возле скупки. ОЛЕГ. Пришли. Дальше я сам... Ты здесь постой, а мне туда надо. Лист старухе сдам и вернусь. Если будут приставать, кричи. Поняла, студентка? Идёт с листом к воротам. Ух, и вредная старуха! Дай Бог, чтобы взяла. Олеся идет за ним. ОЛЕГ (Замечая это). Я тебе сказал, здесь ждать, непонятливая ты моя! Учишься на заочном в автотранспортном, а не понимаешь ни хрена. У старухи тут камеры везде и менты на привязи. Оно тебе нужно лишний раз светиться? ОЛЕСЯ. А как же лист? ОЛЕГ. Что лист? ОЛЕСЯ. На весы такой не положишь. ОЛЕГ. И, правда. Что мне его теперь: пополам гнуть? ОЛЕСЯ. Пополам не надо, лист хороший – сгодится ещё. Я у тебя его и так возьму. ОЛЕГ. Ты?.. На кой он тебе?.. Крыша в доме течёт?.. Я, конечно, благотворительностью не занимаюсь, но если приспичило – бери. Эта мне за него три рубля даст, а может, и вообще внутрь не пустить. Знаешь она какая? Ооо! Как овчарка. Только завидит меня, сразу с цепи срывается и лаять начинает. ОЛЕСЯ. Как лаять? Просто так? ОЛЕГ. Да не просто так. Было тут одно дело: еле ноги унёс. Чуть зубами в меня не вцепилась. Ментов обещала натравить и натравит, будь уверена. Скоро опять на нары сяду. Да ты не боись, не опасным я преступником был… так… оказался не там где надо и не в то время… Ничего я не воровал. Ясно тебе? Подставили меня. ОЛЕСЯ. Ясно. ОЛЕГ. А таблички эти… ну так случайно получилось. Я их хоть сейчас на место отнесу. А разве она теперь их отдаст? Плохая она баба, нехорошая, в людях совсем не разбирается. Вора от несчастного человека отличить не может. ОЛЕСЯ. А что ж вы к ней тогда идёте, если человек она плохой? Вот эту оцинковку трехкопеечную сдать? Да не возьмёт она её. Возиться только с ней. ОЛЕГ. Ну ты рассуждаешь, прям как она. ОЛЕСЯ. Да не рассуждаю я, а просто говорю: зачем же вы такой хороший к такой плохой идёте? Неужели ничего прекрасного в этом мире для вас нет? Олег подходит совсем близко, смотрит в Олесины глаза. ОЛЕГ. Есть ли в моём мире что-то прекрасного или нет - не твоё это студенческое дело. А к этой я пришёл, чтобы в последний раз в глаза её посмотреть, высказать всё хочу, что у меня к ней накопилось. Вот поду сейчас туда и с места не сдвинусь, пусть ментов вызывает. Отгулял я своё, видимо, а прятаться как сурок по норам не буду, не в моих это мировоззрениях. Быстрее сяду, быстрее выйду. Я так решил. Потому что жизнь эта и не жизнь совсем. Смеются надо мной высшие силы, вот пусть и дальше погрохочут. Зато душа моя в порядке будет. Вот так. ОЛЕСЯ. Ну пойдём тогда? ОЛЕГ. Куда? ОЛЕСЯ. К старухе. Олеся подходит к воротам ОЛЕГ. А ты зачем? ОЛЕСЯ. Чтобы дверь тебе открыть. Открывает дверь ключом. ОЛЕГ. Ты это чего? ОЛЕСЯ. И лист заноси, а то стащат. ОЛЕГ. А как так? ОЛЕСЯ. Молча. ОЛЕГ. А старуха? Где же она? ОЛЕСЯ. Сейчас увидишь. И расскажешь ей всё, что у тебя там накипело. ОЛЕГ. Подожди… Не ходи туда, она…Она тебе кто? ОЛЕСЯ. А ты ещё ничего не понял? Погляди получше! Зенки свои раскрой! Или совсем ослеп от своей пьянки? ОЛЕГ (вглядываясь). Да ладно тебе. Лист падает из рук. Долго и безмолвно смотрят друг на друга. ОЛЕСЯ. Во мне что-то не так? ОЛЕГ. Ага. Да… всё не так, только наоборот. А как это?.. вообще. ОЛЕСЯ. Может, укусить тебя, чтобы ты понял? ОЛЕГ. Я пойду. Да? ОЛЕСЯ. Куда? ОЛЕГ. Ну, туда, подальше отсюда. ОЛЕСЯ. А может, всё-таки зайдёшь? Ты вроде выговориться хотел. ОЛЕГ. Ну как бы теперь и некому уже говорить. И так всякого наболтал. А ты и вправду она? ОЛЕСЯ. Я – это я. И не знаю, о ком ты говоришь. ОЛЕГ. Значит да. ОЛЕСЯ. Значит да. Пауза ОЛЕСЯ. Пошли внутрь, нечего здесь стоять. ОЛЕГ. Да я уже всё сказал, слова, вроде бы, это, и закончились уже. ОЛЕСЯ. У меня не закончились. ОЛЕГ. А как же лист? ОЛЕСЯ. Осенью листья падают на землю. Закон природы. Подходит к Олегу. Берет его за руку, увлекает в гараж. В гараже включается свет. Олеся убирает со стола чашку, чайник, приёмник, стакан со стебулышками и калькулятор, при этом всё это время смотрит в глаза Олегу, пытаясь уловить его настроение. Олег стоит с открытым ртом. Олеся снимает с крючка фуфайку, вытрясывает её. Олег чихает. Олеся расстилает фуфайку на столе. ОЛЕГ. Ты чего это? ОЛЕСЯ. Я же говорю, осенью листья ложатся на землю. ОЛЕГ. На земле холодно. ОЛЕСЯ. Разве листьям, которым всё лето светило солнце может быть холодно? ОЛЕГ. Упавшие листья – мертвы. Осеннее солнце их высушит, а ветер разотрет их в пыль. ОЛЕСЯ. А разве ты не хочешь стереть в пыль всё, что с тобой было? ОЛЕГ. А если у меня не получится? Олеся ложится на стол ОЛЕСЯ. Ты уже начал. У тебя уже получается. Олег отключает свет. 9 Полянка. Олег сидит на бревне. Вокруг никаких алкогольных напитков. ОЛЕГ. Странно всё в этом мире. До жути странно. И никакие мысли мои в голову не лезут. Хотя бы одна, но моя, как раньше. Раньше они в очередь друг за другом становились. А теперь не становятся, не приходят, не заскакивают. Даже выпивать неохота. А надо бы. Только неохота. Не хочется. Причесаться хочется, умыться, ногти почистить, ботинки новые купить. Вскакивает. На ракете полететь прямо в космос. И лететь, лететь, лететь, расчесанным, побритым, с чистыми ногтями и в новых ботинках, даже в галстуке не отказался бы. Только вот чувствую, что не мои это мысли, не мои желания. К кому-то другому они шли, только заблудились, и ко мне повернули. Увидели, что сидит какой-то на пеньке, рот разинул, и залетели, как грипп какой-то... И что же это за сила такая? А? нечеловеческая. Имею, я право думать, как хочу или нет? Где мощь духа? Где эта мощь, которая всё останавливает, всё сдерживает на своём пути? Где же я сам во всем этом? И где всё это во мне? Куда подевалось?.. Не хочу. Не хочу я быть полем для очередного эксперимента неведомых мне сил. Вот вам (показывает фигу) Не удастся. Уже засеяли чем есть, пожинайте теперь. Второй посевной не будет, не надейтесь. Я себя четко в руках держу, не дамся я на сентиментальность. Не позволю никому близко подойти. И вот тут в голове моей кубики на свой лад местами менять тоже не позволю. Пока сам этого не захочу. А я не захочу и точка. Бьёт по пеньку, на который обычно ставились бутылки. Пенек рассыпается. Глядит на него. Ну вот и всё. Больше никаких посторонних мыслей. Даже дышать стало легче. Даже воздух каким-то другим стал. Даже про таблички эти забыл, по ментов, про срок этот… Временное помешательство какое-то, не должно же так быть. Где разум-то? Где всё это, что было раньше? Даже хвоста не осталось, за который ухватиться можно было бы, чтобы всё назад затянуть. Неужели это всё из-за неё? Неужели это всё она? Смотрит на свои ногти, трогает щетину, зачесывает волосы пятерней. Умыться бы ещё не мешало, да только такой водой, чтобы отрезветь вконец, и на ноги встать, твердо встать. Я ей всё расскажу, всё расскажу про себя. И потом посмотрю: какой водой она меня умоет. Я обязан, я обязан это сделать. Направляется в сторону скупки решительными шагами. Красивая Олеся сидит в гараже и пьет чай. ОЛЕСЯ. Господи, напиться не могу. И у чая вкус какой-то другой. Раньше только отдушку лёгкую чувствовала, а сейчас сладость какая-то на языке остается, и сахара ни грамма нет, а всё равно сладко. Включает радио. И музыка. И чай (Проводит рукой по стебулышкам) И цветы. И он. Ну что ещё нужно?.. Так говорю, как будто с жиру сбесилась. А на самом деле: это же всё не с избытком. Господи, прямо 8 марта какое-то! И ничего в голову не лезет. Как волной накрыло, а вокруг всё сплошь 8 марта. Кому рассказать: все только у виска и покрутят. Скажут: чокнутая какая-то. А я и, вправду, на голову ушибленная. Трогает на голове место удара. Слава Богу, заживает… чтоб тебя застрелили, паразита, чтобы тебя собака бешеная загрызла. Вот если бы тогда убили меня, так бы и до этого дня не дожила. И кому спасибо говорить: тебе Господи, или душегубцу моему, что рука у него в самый последний миг задрожала?.. А может это посланник был твой, Господи? Всё же не случайно в жизни людской происходит. А без тогдашнего и сейчасошнее не наступает… Знать бы все законы твои, может, и жилось бы полегче. Да только как их узнаешь, если ты с нами на своём языке говоришь, как иностранец, а мы только по жестам твоим догадываться и можем, что ты до нас донести хочешь... Спасибо, что ты тогда со своим жестом не переборщил… В церкви говорят, что небесную жизнь любить надо, а я пока земной жизни не налюблюсь, отсюда никуда не уйду. Хоть ты мне кирпичи на голову кидай, хоть души, хоть пламенем жги, всё равно до времени не уйду. Уж больно она хорошая, как выясняется эта жизнь земная. Проносит чашку мимо рта. Проливает чай на стол. Растяпа. В небеса улетела. Берет тряпку вытирает со стола. И туда попало. Выдвигает в столе ящик. Видит таблички. Достает их, протирает. Ничего, скоро на своём месте будете. Появился тот, кто вас обратно прикрепит, и так прикрепит, что не оторвёт никто. Всё на своих местах должно быть. Тогда жизнь правильной будет, а так… Раздаётся ритмично-мелодичный стук в дверь. Олеся прячет таблички в стол. Матушки, совсем забыла какое сегодня число. Подходит к воротам смотрит в глазок. Сейчас открою. Возвращается за платком, накидывает его на голову, надевает халат, фуфайку. Ритмично-мелодичный стук повторяется. Да никакого ж покоя от тебя, мент рыжий. Иду, иду, отворяю уже. Олеся тряпкой, которой протирала стол, стирает с губ помаду. Пытается вытереть глаза. Затем протирает тряпкой пол. Скидывает свой платок Надевает тряпку на голову вместо платка. Сейчас десятку отсчитаю и выйду. Мелких много. Теперь стук в ворота сильный и не мелодичный. Олеся берет кусок алюминиевого лома, трёт им лицо. Да чтобы рука у тебя отсохла! В сердцах бросает алюминий. Подходит к столу,достаёт из стола деньги. Открывает дверь, выходит за ворота. 10 Полянка. Олег сидит на бревне, пьет из бутылки. ОЛЕГ. Как же я увидел? Как же не попался-то? Вот и искупала она меня в водичке, как тряпку половую в ведре вымыла. Ведь знал же, что она под ментами ходит, а толку-то. Связался на свою голову. Хотел проблему затереть, а получилось так, что меня чуть не затёрли. Хороша баба, ничего не скажешь. Хотела рандеву мне назначить возле гаража с участковым. Рандеву, блин. Свиданьице. А я-то думаю, для чего она меня закадрила? Под суд пульнуть захотела и лучше способ не придумала, как через это самое место меня заманить. С пути истинного сбить. Дух мой попрать. Ага. Щас ей... Вот оно… вот оно что значит шестое чувство. Без чутья ни один зверь по лесам не бегает, ни одна рыба в реке не плавает, и человек без чуйки – не человек вовсе, а так, жук навозный. Хорошо, что она координат моих не знает, если что скрываться проще будет… Таблички, видите ли ей покоя не дают. Две железки ржавые. А такой сыр-бор из-за них, как будто я банк ограбил… Принципиальная, значит, до конца идёт. Ну-ну… А это (водит вокруг лица пальцем) это всё зачем ей было нужно? Чтобы меня заманить что ли? Ну получилось, профи, что сказать. Верь теперь в искренность человеческих чувств. А у меня из-за неё, между прочим, сдвиг произошёл, вот здесь в груди, где когтями звериными раньше драло. Боялся, ведь, что хорошо будет и добоялся. А теперь опять на старые круги. В сердцах бросает бутылку Да не могу я её больше пить. Подсадила… вот как подсадила, сука… Но теперь всё, никаких у нас с тобой тёрок не будет. Жил без бабы и ещё проживу. А скупок и других в городе полно. Уходит шаткой походкой. Олеся сидит в гараже одна. ОЛЕСЯ. Всё… не будет у нас с тобой никаких телодвижений, даже на последок. Девки дворовые пусть тебя ублажают. Забрал десятку, так и проваливай к чертовой матери!.. Попрошайка в погонах… Думала, ведь, по началу, что порядочный. И не рыжий, а золотой. А ты вон как со мной поступил. Теперь у меня никого не будет: ни мальчика, ни девочки. Чтобы тебя также на том свете на суд Божий вели, как ты меня к врачу своему с пистолетом под ребрами вёл. И не твой это ребенок был, тварь ты поганая, а другого, которого ты тоже убил. Но теперь вернулась ласточка в душу мою. Теперь я тебе никого больше не отдам... Зря только я этому рыжему про него рассказала. Напрасно думала, что отстанет. Не из таких оказался. Красный сделался, закипел, как свекла в кастрюле, шмон обещал устроить с собаками. Да строй, что хочешь. Закрою всё здесь, под автосервис этот гараж молдованам отдам или в уборщицы пойду. А ноги его переломать не дам. Пусть только попробует его хоть пальцем тронуть: на квадратики порежу и в мешки с металлоломом распихаю… Подавись ты своими звездочками и кобуру себе в одно место засунь, а сердце моё у другого в кармане. Не тебя звала на свидание, а его... А он и не пришёл… Может, заболел? Может, случилось что?.. Не хорошо всё это. А вдруг он больше не появится? А я даже не знаю где его искать. К какому берегу плыть, чтобы его найти? Я уже столько всякого себе напридумывала, что у меня в каждом предмете любовь отражается. А без него нечему отражаться будет. Выдвигает ящик. Плачет Зачем ты мне их сюда принёс? Ведь не было их, не было тебя, и как в моей жизни было всё хорошо, гладко, всё ровно, ровнее некуда. И так уже я ко всему вот этому вот привыкла. А ты оставил эти таблички, а сам исчез, будто умер. Растормошил мне всё в груди, устроил тут кладбище. Сижу уже несколько дней, как возле могилы. Даже цветы твои мертвые на цветы не похожие. Кидает стебулышки в угол. У меня здесь музыка звучала Включает радио. Там новости, переключает на другую волну – новости и там. Где же музыка? Где же музыка жизни? Ведь была музыка! Бьёт по приёмнику, он замолкает А теперь тишина траурная... Не место всему этому здесь, не место. Кладет таблички в сумку, так же кладет туда и отвертку. Уходит. 11 Кладбище. Олег прохаживается с большой спортивной сумкой, подбирает какие-то железячки. Подходит к могилке Алешеньки, замечает рядом оградку, пытается выдернуть её, но оградка крепко посажена. Олег дергает её несколько раз – безуспешно. Снимает с плеча сумку, дёргает снова. В это время появляется Олеся на её плече небольшая сумочка. ОЛЕСЯ. Не пыжься, всё равно не возьму. Олег оборачивается, смотрит на Олесю, затем поворачивается к ней спиной, снова и снова пытается выдернуть оградку. ОЛЕГ. А это не для тебя. Пауза. ОЛЕСЯ. Нашёл другую? ОЛЕГ. Ни к тебе же идти. ОЛЕСЯ. Да? И чем она лучше? Что в ней там, особенного? ОЛЕГ. Она посторонних вопросов не задаёт. Ей только неси-неси да подтаскивай. Лучше я лишний километр протопаю. Всё надежней будет. ОЛЕСЯ. И кто она? Прошмандовка какая-нибудь очередная? ОЛЕГ. Скупка у Степаныча. Прошмандовка. Пауза. ОЛЕСЯ. Я думала, ты про другую женщину говоришь. ОЛЕГ. Ещё чего. Сдались вы мне. Уже встретил одну с сюрпризом. ОЛЕСЯ. С каким сюрпризом? ОЛЕГ. Спрашивает ещё… В виде дяди с золотыми звездами. Пауза ОЛЕСЯ. Прости, я не думала, что он заявится. ОЛЕГ. Не думала она. Ты после этих табличек только и думала, как меня ментам сдать. Всю твою натуру вижу. И вот это всё (проводит пальцем вокруг лица) Знаю для чего ты вымазала, и встречу эту в тот самый час не просто так назначила. Думала, куплюсь на весь этот антураж и прискачу к тебе?.. А я купился… и прискакал. Но вместо того, чтобы хлеб с солью увидеть, увидел другое: дядю рыжего вот с такими ушами и с таким носом, и дядя этот, как ты знаешь, вовсе не дедушка мороз. ОЛЕСЯ. Я не знала, правда, не знала! ОЛЕГ. Зато я знаю, для чего он к тебе захаживает… И Все знают, весь берег этот знает и тот берег, если не знает, то догадывается. ОЛЕСЯ. Я сказала ему, что у нас с ним больше ничего не будет. Я выгнала его. Я ему о тебе всё рассказала. Олег отвлекается от выдёргивания оградки. ОЛЕГ. И что? Что ты ему рассказала? Что ты могла обо мне рассказать? Что ты знаешь обо мне? Что я металл тебе сдаю! Что я водку пью ночами, а потом вою на всю округу! Или, может, ты ему рассказала, что я как мужик ни на что не способен? Что ты ему могла про меня рассказать? Шкура ты! Пауза. ОЛЕСЯ. Я рассказала ему, как я люблю тебя. Пауза. ОЛЕГ. Не надо… Не надо меня ломать, не надо. Не надо мои последние чувства человеческие в порошок растирать. Насмехаться над собой не позволю. Всё стерплю, любую боль тела своего, но вот этого уже нет. ОЛЕСЯ. Я и, правда, люблю тебя. Пауза. ОЛЕСЯ. Люблю… Ты хоть знаешь, что такое любовь? Ты любил когда-нибудь? А тебя? Тебя любили?.. Может, ты думаешь, что это ненормально, что нет по нашей жизни ни какой любви, но это не так. Она есть. И я тебя люблю. Олег достаёт из сумки балаклав, надевает на голову. Опустив голову, поворачивается к Олесе. ОЛЕСЯ. Этого не может быть. Медленно, с опаской подходит к Олегу. Берет его за руки, заглядывает в глаза. ОЛЕСЯ. Это был не ты? Правда? Пауза. У тебя руки теплые. (Целует руки Олега). Ведь это был не ты? ОЛЕГ. Я мог тебя… ОЛЕСЯ. Нет! Скажи, что это был другой. ОЛЕГ. Ты так хочешь? ОЛЕСЯ. Соври мне. ОЛЕГ. Я думал, что тебя… ОЛЕСЯ. Не надо ничего думать, ты не смог бы… ОЛЕГ. Я испугался, что ты меня сдашь. ОЛЕСЯ. Никуда я тебя не сдам. Я люблю тебя. ОЛЕГ. А камера с кассетой? ОЛЕСЯ. Ты что? Там нет никакой камеры. Ты же видел. Я специально тогда сказала, чтобы напугать тебя. ОЛЕГ. Специально? Облегченно выдыхает, поднимает голову. Снимает балаклав. Отстраняется от Олеси. Дура ты. ОЛЕСЯ. Дура! Дура я! Дура! Глупая дура! ОЛЕГ. Подумала, что это я? Олеся молчит. ОЛЕГ. Ведь подумала? ОЛЕСЯ. Ты же сам… ОЛЕГ. Как ты могла?.. Как ты могла такое подумать? Мало ли что я…Мало ли где я эту маску взял. Может, вот здесь, на этом самом месте нашёл её. ОЛЕСЯ. Прости. ОЛЕГ. Что? ОЛЕСЯ. Прости меня. ОЛЕГ. Ты просто… ОЛЕСЯ. Прости меня, пожалуйста. Целует руки Олега. ОЛЕГ. Зачем? Зачем ты это делаешь? ОЛЕСЯ. Разве ты не понимаешь? ОЛЕГ. Я многого теперь не понимаю. Я теперь ничего не понимаю: ни в тебе, ни в себе, ни в мире этом. ОЛЕСЯ. Зато я понимаю многое. Олеся берет у Олега балаклав, бросает его на землю. Хочет поцеловать Олега. Олег отстраняется, закрывает лицо рукой. ОЛЕГ. Ещё чего! ОЛЕСЯ. Что с тобой? Тебе неприятно? ОЛЕГ. Какая разница? ОЛЕСЯ. Ты боишься чувств? Не бойся. Люди их по-всякому проявляют. Просто ты не привык ещё. Ты привыкнешь. Я обещаю тебе… Помнишь, ты первый поцеловал меня на этом самом месте. Разве ты забыл? Я помню, как ты это сделал. Для чего ты это сделал тогда? ОЛЕГ. Пьян был, наверное. ОЛЕСЯ. Нет, ты был не пьян. Ты был рад отчего-то. У тебя светились глаза. Неужели ты забыл это состояние? Ведь ты был радостный тогда. ОЛЕГ. Я обрадовался, что ты живая. Вот и все. ОЛЕСЯ. Ты, правда, так переживал за меня? Значит, ты уже тогда что-то чувствовал ко мне? Ведь так? ОЛЕГ. Прости... Но я обрадовался тому, что не загремлю по тяжелой статье. Я думал, что ты умерла тогда. Я щупал пульс на твоей шеи, но его не было. ОЛЕСЯ. Он был, просто ты не там щупал… Но ты бы всё равно не смог сделать мне ничего плохого. Ты ведь не такой. Правда? ОЛЕГ. Почему? Потому что руки у меня теплые? Попробуй! Вот! Попробуй, какие у меня ладони! Холоднее надгробного мрамора они! Холоднее ты ещё в своей жизни ничего не встречала. Олеся берет в руки ладони Олега. ОЛЕСЯ. Я их согрею. Слышишь? Они снова будут теплыми. Прижимается лицом к открытым ладоням Олега. Плачет. У тебя такие хорошие руки. Эти руки даже не смогли убить. Разве они снова не смогут стать теплыми? На глазах Олега появляются слезы. ОЛЕГ. Прекрати… Прекрати плакать. Олег сжимает голову Олеси и расцеловывает её. Затем обнимает Олесю. Не говори, не говори мне больше ничего, ни слова больше о чувствах. ОЛЕСЯ. Понимаю. Понимаю. Ты привыкнешь. Я буду из ложечки тебя своей лаской кормить, как ребенка, пока ты не повзрослеешь, пока ты не поймёшь, что любовь – это и есть жизнь, и ничего, кроме любви не стоит воспринимать всерьез. У меня кроме тебя никого нет. ОЛЕГ. А этот? ОЛЕСЯ. Я же сказала тебе: только ты. Смотрит на Олега Я решила закрыть скупку. Пойду куда угодно работать. Но этим заниматься больше не буду. Слишком злой была эта жизнь. Хватить теперь уже. ОЛЕГ. Это всё из-за него? Олеся молчит. ОЛЕГ. Значит, правду люди говорят. ОЛЕСЯ. Что я мусорская подстилка? ОЛЕГ. Нет. Что ты несчастная женщина. ОЛЕСЯ. Я должна тебе ещё кое-что сказать. Это касается детей. ОЛЕГ. И это, тоже, правда? ОЛЕСЯ. Значит, про это тоже люди знают? ОЛЕГ. Жаль, что я не способен убить. ОЛЕСЯ. Не убивай, прошу тебя. Мы лучше уедем, если ты захочешь. Или улетим отсюда, как ласточки. Давай? ОЛЕГ. Куда лететь-то? На юг что ли? ОЛЕСЯ. Да хоть куда. ОЛЕГ. Я ни разу не был на юге. ОЛЕСЯ. Я тоже не была. Олеся отстраняется от Олега. ОЛЕСЯ. Только сначала надо сделать одно дело. Достаёт из сумки таблички. Я пришла, чтобы оставить их здесь. Плохая это примета предметы с кладбища при себе держать. Поможешь закрепить? ОЛЕГ. Так ведь нечем. ОЛЕСЯ. Я с собой всё взяла. Слышен хруст веток. Олег резко поворачивается, смотрит куда-то. Вглядывается. Меняется в лице. ОЛЕГ. Может потом? ОЛЕСЯ. А что у тебя случилось? ОЛЕГ. Не могу я сейчас. Понимаешь? Не могу! ОЛЕСЯ. Я не понимаю тебя. Почему? ОЛЕГ. Как тебе сказать…Мне работу тут предложили вахтой в Москве. 45 дней работаешь, 2 недели отдыхаешь. Отправляться сегодня вечером. А как приеду, обязательно закреплю. Лады. Не всё ж по кладбищам таскаться, да пьянствовать, пора и финансово подниматься. ОЛЕСЯ. А почему ты раньше мне об этом не рассказал? Почему так поздно? ОЛЕГ. Так мне только вот с утра предложили. На подмену. Я и согласился. (озирается) А таблички ты спрячь-спрячь, а хочешь тут оставь, только их опять стырят и к тебе же принесут. ОЛЕСЯ. Ну, пожалуйста, тут работы на пять минут. Закрепи. Ты должен это сделать. У этого мальчика, сейчас кроме нас никого больше нет. Мы обязаны. ОЛЕГ( озирается). Не-не-не. Не могу я сейчас. Понимаешь? Тороплюсь. В путь надо собраться. На полтора месяца уезжаю. Харчей ещё в дорогу надо наготовить, переодёжу взять. ОЛЕСЯ (тоже озирается). А что ты оглядываешься всё время, как будто боишься чего? На нас что: кто-то смотрит? Никого, вроде, нет. ОЛЕГ. Да так просто, нервное. Дороги боюсь предстоящей. На поезде ни разу не ездил. Волнуюсь. Аж, пить захотелось. Ты спрячь-спрячь таблички, не свети. ( Озирается) (Шепотом) Закреплю я эти таблички, вечерком перед дорогой. Зайду, возьму и закреплю. ОЛЕСЯ. Всё-таки зайдёшь? ОЛЕГ (шепотом).Зайду-зайду. ОЛЕСЯ. А почему ты шепчешь? ОЛЕГ. В горле что-то сжалось от волнения. Олег поднимает с земли балаклав, кладет в сумку. ОЛЕГ. Ты иди, нечего тут стоять. ОЛЕСЯ. Ага. А ты… ОЛЕГ. И я… Скрывается «кустами». ОЛЕСЯ. Я буду тебя ждать. Вечером. Олеся кладет таблички в сумку. Осматривается вокруг. Вглядывается вдаль, словно бы замечая кого-то. Спешно уходит. Олег возвращается на могилу. ОЛЕГ. Куда подевались-то? Выследили всё-таки, легавые. Не спрячешь погоны за елками да березами. А доказательств-то у вас всё равно никаких нет. Камера-то она из воздуха сделанной оказалась. Липа всё, а не камера... И она хороша. Возьми таблички, возьми. Как будто бы меня за них по голове погладят. И ещё слово такое выкинула: любовь… Любовью прикрывается. Руки целует. Артистка. Стала бы нормальная баба руки первому встречному целовать? Да ни за что в жизни. Побрезговала бы. А эта… Бросает сумку на могилу. Садится на неё Неужели и вправду засадить меня удумала?.. Ничего не пойму. Не сходится ничего. И стала бы она просто так руки целовать, как священнику, и в губы не полезла бы. Верить-то кому? Тому, что внутри у меня или губам её? Как же её совсем на чистую воду вывести, чтобы чище некуда было? Ведь если меня посадят, ей от этого лучше не станет. Орден ей за это не дадут, не похвалят. Ничего ей не будет, никаких пряников... Вот зачем я ей? Что с меня взять? Я ведь любить не умею, не создан я для любви… А как ей скажешь?.. Всё равно разжалобит. Всё равно разворошит вот тут. И я поддамся. И гривой буду кивать. И мурлыкать стану. И ещё многое чего начну делать чего раньше не делал… Дурак. Ох, Дурак… Поворачивается к могиле Алешеньки. А ведь это всё из-за тебя, пацан. Всё могло в моей жизни как и прежде остаться, если бы тогда мимо тебя прошёл… Ты как специально решил мою жизнь изменить… Скучно тебе там что ли? Поиграться было не с кем? Решил над живыми поиздеваться? Да? Олег поворачивается к могиле спиной. Разводит руками. Ну и где вы есть, ребята со звездами на погонах? Почему за ней пошли? Я ведь тут. Тут я! Берите меня! Сажайте! Спрячьте меня, подальше, поглубже, потемнее! Чтобы не видеть её никогда, чтобы слов её не слышать. Глаза мои закройте! Уши мои зажмите, рот мой заклейте, чтобы ничего я сказать ей не смог! Чтобы в голову к ней никакой надежды не вселял. Где вы? Зачем вы пошли за ней? Она ж ни в чём не виновата. Это я. Я это всё. Поворачивается к могиле. Я не справлюсь. Я не справлюсь с ними один. Они же заберут её. Надолго заберут. Помоги мне, пацан! Мне больше некого просить, у меня больше нет никого. Пойдём со мной, если ты здесь, если ты слышишь меня, если ты видишь какой я есть. Начинает трясти памятник. Просыпайся, поднимайся, вставай! Помоги, подсоби, поддержи, приди на помощь, руку подай, плечо подставь! Сделай же что-нибудь! Услышь меня! От тряски памятник падает. Значит, всё-таки слышишь. Значит, всё-таки, видно тебе всё оттуда. Живые вы, значит, все там. Поднимает конфету с могилы Прости. Прости меня. Прости за то, что я не Бог, и ничего для твоей души сделать не могу. Кладет конфету в карман. Поднимает памятник. (Устанавливая памятник на место). Пацан, я тебя лишь об одном попрошу: подойди к Господу, попроси у него, чтобы он сейчас рядом с ней побыл, недолго, хотя бы полчасика. Пусть бросит все дела свои, пока я бежать туда буду. А я скоро буду. Всё решу, всё сделаю и таблички твои принесу. Пусть пока побудет там вместо меня. Ты же всё слышишь. Ты же к Богу ближе. Берет сумку. Ты же ангел почти. А? Пятится назад. Может быть, ты, и правда, мне в помощь свыше послан? Да? Да, пацан? Значит, да? Я чувствую! Я чувствую! Я теперь всё чувствую! Я побежал, пацан! Я побежал! Я буду! Я скоро буду! Убегает. 12 Вечер. Олеся заходит в гараж. Она чем-то обеспокоена. Кладёт сумку на стол. Достаёт из сумки таблички. Осматривает помещение. Ищет место куда бы их спрятать. Слышится стук в ворота: ритмично-мелодичный. Олеся прячет таблички в одно место, затем перекладывает в другое. Ритмично-мелодичный стук повторяется. Олеся то и дело перекладывает таблички с места на место. Стук в ворота сильный и монотонный. Слышится, как остановилась машина, раздаётся собачий лай. Ворота начинают выбивать. Возле скупки появляется Олег с сумкой на плече. Он видит всё происходящее. Лезет в карман. Из кармана падает «ласточка». Олег поднимает её, разворачивает, хочет положить конфету в рот, но вдруг заворачивает, кладет обратно в карман.. ОЛЕГ (тихо). Не болит, не щемит, мосты не срывает. Затишье внутри, приятное затишье... Продлить бы его на мгновение, уйти… Только как тут уйдёшь? Нельзя же просто так исчезнуть… Нельзя, вдруг взять и от всего отказаться. Она же не простит, она же снова будет вот здесь звериными когтями рвать, от неё, ведь, спьяну не уснёшь, с ума сойдёшь, свихнёшься… А без неё только собаки и живут… Ещё мгновение. Ещё одно мгновение. Олег какое-то время стоит с закрытыми глазами. Затем, открывает глаза, сбрасывает сумку на землю, достаёт оттуда балаклав. Долго не решается, но всё-таки надевает его. Достаёт из кармана нож. Ну вот и всё: закончилось мгновение. Всё закончилось. Открывает нож. Кричит Землю ройте, уроды легавые! Овчарки позорные! Смерть по ваши души пришла! Смерть иду вам дарить. А Её я вам не отдам! Не отдам!! Не отдам!!! Бежит к воротам. Раздается выстрел. Олеся замирает с табличками в руках. Отшатывается назад. После выстрела ворота продолжают выбивать. Олеся садится за стол и кладет на стол таблички. Гаснет свет. Олеся включает радио, оно не работает. Олеся идёт за ширму, берет оттуда зажигалку. Чиркает ей. Зажигалка то горит, то гаснет. Садится за стол. ОЛЕСЯ. Ну вот, Алешенька, некому теперь твои таблички к памятничку прикрепить. Со мной ты останешься. Хоть я тебе и не мамка, а не отдам тебя никому, дотронуться не разрешу, зубами загрызу. Ты теперь в моей жизни самое живое существо, и нет живее тебя никого, радость ты моя, горе ты моё безутешное. Во имя Отца и Сына и Святого Духа. Газ в зажигалке заканчивается. Олеся достаёт из кармана конфету «Ласточка». Разворачивает её. Дверь выбивают. Олеся роняет конфету, прижимает таблички к груди. ОЛЕСЯ. Не отдам! Не отдам!! Не отдам!!! Совсем темно. Всё.