АХ, ЙОЗЕФ МАДЕРШПРЕГЕР – ИЗОБРЕТАТЕЛЬ ШВЕЙНОЙ МАШИНКИ опера в двух частях ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА: ЙОЗЕФ МАДЕРШПРЕГЕР ФРИДРИХ-МИКАЕЛЬ барон фон ГОТЦОНДОРФ – тайный советник Канцелярии Его Величества Императора Франца-Иосифа ЭЛЬЗА д-р ФРЕЙД ПОЛИЦЕЙМЕЙСТЕР, жандармы ШАРМАНЩИК Действие происходит в самом конце девяностых годов XIX века или в первое десятилетие века ХХ, в Вене. …Опера – когда один дяденька долго-долго поет, чтоб убить другого… из детского разговора ЧАСТЬ ПЕРВАЯ Где-то далеко играет шарманка. Вечер. Газовые фонари слезятся голубоватым светом. По тротуару, вдоль литой чугунной решетки, только что отпустив фиакр, не торопясь, помахивая тростью идет Фридрих-Микаель барон фон Готцондорф, тайный советник Канцелярии Его Величества Императора Франца-Иосифа. На нем превосходный фрак, легкое летнее пальто из прекрасной ткани, его щегольской парижский цилиндр чуть сдвинут набок, и даже при тусклом свете фонарей видно, как сверкает жемчужная булавка на голубовато-сером галстухе. Звуки шарманки приближаются. Барон насвистывает мелодию из «Волшебной флейты» В.-А. Моцарта. Звуки шарманки еще ближе, и перед господином тайным советником неожиданно из темноты словно соткался шарманщик – в живописных лохмотьях, в шляпе с оборванными полями и с большим деревянным ящиком, ручку которого он не переставая вертит. В звуках шарманки теперь с трудом можно узнать ту же мелодию, что насвистывал Фридрих-Микаель. ШАРМАНЩИК. Купите счастливый билетик, добрый господин! фон ГОТЦОНДОРФ. Счастливый? (Смеется.) Так ты, шарманщик, приторговываешь счастьем? ШАРМАНЩИК. Всего полкроны, сударь. фон ГОТЦОНДОРФ. За счастье – всего полкроны? ШАРМАНЩИК. Полкроны, сударь. фон ГОТЦОНДОРФ (усмехается). Счастье стоит так дешево? Каких-то полкроны? ШАРМАНЩИК. Полкроны, сударь. Мой билетик стоит полкроны. фон ГОТЦОНДОРФ. Что, по-твоему, счастье? Бобовая похлебка с кусками сала, тарелка тушеной кислой капусты, кружка прогорклого пива? Что еще можно купить за полкроны? Любовь какой-нибудь непотребной блудницы? Что такое счастье, шарманщик? А? ШАРМАНЩИК. Для каждого человека – свое счастье, господин. Для таких, как я, оно не по карману. Для кого-то счастье вовсе бесплатно. А для кого-то и полкроны – счастье. Мой билетик стоит полкроны сударь. Так же, как и моя музыка. фон ГОТЦОНДОРФ. Твоя музыка не стоит и ломаного гроша, как и твое бумажное счастье, бродяга. Что ты называешь музыкой? Этот скрежет, эти ужасные звуки, от которых коробит, сводит скулы, и весь покрываешься мурашками величиной с бородавку, а в голову словно забивают острые, мелкие сапожные гвозди. Каково же тогда счастье, которое ты тщишься всучить? Прекрати вертеть ручку этого чертова ящика! Даже мертвецы в своих склепах и те, верно, переворачиваются лицом вниз от этих звуков, которые ты, негодный, называешь музыкой! ШАРМАНЩИК. Коли не хотите слушать и вам не по нутру моя шарманка, так купите билетик, хороший господин!?.. Всего-то полкроны! И мои голодные детки, если б они у меня были, молили бы за вас Бога! Появляется Йозеф. Стоит в стороне. фон ГОТЦОНДОРФ. Ты надоел мне, глупый бродяга, нищий попрошайка. Пошел вон от меня! Убирайся! ШАРМАНЩИК. Только полкроны, сударь! Мое дело честное. Без обмана. Я продам вам то, что надо, славный господин. фон ГОТЦОНДОРФ. Вон! Я не нуждаюсь в твоем жалком счастье. А не то, я кликну жандарма! Шарманщик растворяется в темноте, вместе с музыкой. ЙОЗЕФ. Одну минуту, господин тайный советник! фон ГОТЦОНДОРФ. Что такое? Еще один попрошайка? ЙОЗЕФ. Я не отниму у вас много времени! Умоляю вас, всего минуту! фон ГОТЦОНДОРФ. Поди прочь, оборванец! Откуда берется столько нищих в столице? ЙОЗЕФ. Прошу вас, выслушайте меня, господин тайный советник! фон ГОТЦОНДОРФ. Что-о?! Прочь! ЙОЗЕФ. Меня зовут Йозеф Мадершпрегер, с вашего позволения, господин тайный советник!! (Хватает фон Готцондорфа за рукав.) фон ГОТЦОНДОРФ. Что-о-о?! Жандарм! Полиция! ЙОЗЕФ. Я – изобретатель швейной машинки! фон ГОТЦОНДОРФ. Сумасшедший?! (Зовет.) Жандарм! Полиция! ЙОЗЕФ. Не нужно звать жандармов, господин тайный советник! Выслушайте меня, заклинаю вас, иначе я буду вынужден вас убить. У меня нож, господин тайный советник. Он очень острый. Нож, которым делают выкройки, разрезают ткань... Прошу вас: не нужно кричать и звать полицию. Потому что я могу убить вас этим ножом... фон ГОТЦОНДОРФ. Сумасшедший! Безумец! Отпустите меня!.. ЙОЗЕФ (подносит нож к лицу фон Готцондорфа). Он очень острый, господин тайный советник, им разрезают кашемир и китайский шелк, фетр, атлас и сукно. Я не хочу вас убить, господин тайный советник. Но если вы закричите, будете звать полицию... Разве вы хотите умереть на грязной улице, когда вы уже почти пришли домой, стоит сделать несколько шагов… Фон Готцондорф не в силах ответить. Вас ждет ужин: фазан или перепелка, или молоденький поросенок, зажаренный целиком, гусиная печенка и французский сыр, бутылка «Мозельского», а потом кофе и душистая сигара... Разве вы хотите быть зарезанным портняжным ножом, хрипеть перерезанным горлом истекая кровью в луже на мостовой? Умереть от руки какого-то оборванца, Йозефа Мадершпрегера – изобретателя швейной машинки? Это недостойно тайного советника Канцелярии Его Величества императора Франца-Иосифа. Вы не хотите умереть?! фон ГОТЦОНДОРФ (дрожит). Не-ет! ЙОЗЕФ. Конечно, господин тайный советник! Умирать нужно дома, окруженным многочисленными родственниками, домочадцами, приживалами. Или можно умереть в объятьях какой-нибудь роскошной куртизанки, в миг блаженства. А лучше было бы не умирать никогда, жить вечно, не так ли, господин тайный советник?! фон ГОТЦОНДОРФ (тихо). Да-а... ЙОЗЕФ. Тогда вы выслушаете меня?! Тем более что моя просьба ничтожна, как ничтожна моя жизнь. фон ГОТЦОНДОРФ (голос его дрожит). Что... вам угодно?.. ЙОЗЕФ. Я несчастный человек, господин тайный советник, питающийся с ладони Господа Бога, то есть тем, что дают мне добрые люди. Я отчаялся, и только безысходность заставляет меня поступать так... Отчаянье есть великий грех, но он проститься мне, ибо Он милосерден, Он прощает все прегрешения, даже тяжкие злодеяния, даже кровавое убийство, если совершивший его истинно раскается в сердце своем! Вы дрожите, вам холодно? фон ГОТЦОНДОРФ. Здесь сыро. Мне холодно. Я замерз. Что вам угодно?.. ЙОЗЕФ. Я – Йозеф Мадершпрегер, господин тайный советник – изобретатель швейной машинки. Я придумал этот удивительный механизм. И теперь швеям и портным не нужно терять зрение, не нужно стирать до кровавых мозолей пальцы иглами. Сколько портняжек и несчастных белошвеек погибли от заражения крови, уколовшись ржавой иголкой, сколько ослепло, нанизывая стежок к стежку, у скольких скрючило руки артритами! Моя швейная машинка облегчает их труд! Ревнители моды: франты, щеголи, денди, их жены, дочери и любовницы, добропорядочные бюргеры, лавочники, аристократы, буржуа, даже члены королевских семьей, все слои общества, все наши заказчики, для которых трудятся портные всего мира... фон ГОТЦОНДОРФ (перебивает). Здесь сыро! Ветер довольно холодный. У меня мерзнут ступни ног. Я обут в тонкие туфли. Что вам угодно?! Короткая пауза. ЙОЗЕФ. Когда тихими ночами фонарщик забывает зажечь фонарь, который видно из окошечка моего подвала, или фонарь гаснет от ветра, и только луна и звезды царят на черном бархате неба, я не могу уснуть, и думаю о своем изобретении, моей швейной машинке, и я ощущаю себя Прометеем, подарившим горемычным людям огонь! Конечно, мое созданье куда скромнее, чем воздушный шар или фиакр, движимый с помощью пара. Но и мне есть чем гордиться... фон ГОТЦОНДОРФ (нетерпеливо). Но что вы хотите? Почему вы угрожаете мне?.. Что вам нужно? ЙОЗЕФ. Справедливости, господин тайный советник! Они подло похитили плоды моих мучительных, бессонных ночей, они отняли, украли труд всей моей жизни, они присвоили себе мое изобретенье! Мое честное имя втоптано в грязь! Я – Йозеф Мадершпрегер – изобретатель швейной машинки – нищий оборванец, жалкий побирушка! У меня отняли мою жизнь, господин тайный советник! Теперь у меня ничего нет. Мой удел отчаянье и скорбь. Поэтому я взываю к вам, господин тайный советник! фон ГОТЦОНДОРФ (морщится). Я не понимаю?.. Каким образом я могу... быть вам полезен? У меня с собой всего несколько крон, потому что я был в ресторации на Рингштрассе, в кондитерской Демеля, а потом еще в Табарене, наконец, я был в опере, и у меня осталось всего несколько крон, после того, как я рассчитался за фиакр... (Роется в карманах.) ЙОЗЕФ. Вы не поняли, господин тайный советник... фон ГОТЦОНДОРФ. У меня подагра и ревматизм. Я застужу грудь на таком ветру. Я стою в луже и почти не чувствую пальцев на ногах. И я не понимаю вас... господин... ЙОЗЕФ. Йозеф Мадершпрегер. Изобретатель швейной машинки. фон ГОТЦОНДОРФ. Не понимаю вас, господин... Мардер... Господин изобретатель. Тем более что вы угрожаете мне этим ужасным ножом. Чего вы добиваетесь? ЙОЗЕФ. Торжества Справедливости! Пусть моя жалкая жизнь, которая проходит в страданиях и лишениях, окажется не напрасной. Я хочу, господин тайный советник, чтобы все знали, что я – Йозеф Мадершпрегер – изобретатель швейной машинки! Я и никто другой!!! Пауза. фон ГОТЦОНДОРФ. Но... при чем тут я? ЙОЗЕФ. Вы – тайный советник Канцелярии Его Величества Франца-Иосифа. фон ГОТЦОНДОРФ (не без гордости). Да. Конечно... Но... Что из этого следует? ЙОЗЕФ. Уже поздно, ветер резкий и очень холодный, вы стоите в луже, у вас тонкие туфли, вас ждут дома. Вспомните, как уютно горит камин в гостиной, как потрескивают березовые поленья, как хорошо, вытянув к огню ноги, в мягких домашних туфлях, свободно развалясь на оттоманке, потягивать ароматный французский коньяк из широкого бокала, согревая его своими ладонями, курить душистую сигару, пуская дым колечками; вспомните, как нежна и шелковиста кожа на упругой груди вашей рыжеволосой горничной, как она умеет услужить вам своими податливыми сладкими губами, вспомните какое наслажденье доставляет вам ее молодое сильное тело… Пауза. фон ГОТЦОНДОРФ. Я не понимаю… ЙОЗЕФ. Ничего не нужно понимать, сударь! Ничего! Нужно только восстановить справедливость. И наш справедливый Бог наградит вас, господин тайный советник! Вы дрожите? (Резко.) Отвечайте же! фон ГОТЦОНДОРФ. Не понимаю… ЙОЗЕФ. Только вы, господин тайный советник, способны открыть правду, вернуть мое честное имя и прославить его! Вы должны сообщить всем, что я – Йозеф Мадершпрегер – изобретатель швейной машинки!.. Вы, господин тайный советник, доложите, Его Императорскому Величеству Францу-Иосифу, что я – Йозеф Мадершпрегер – изобретатель швейной машинки! фон ГОТЦОНДОРФ. Я отказываюсь понимать!.. каким образом… что я должен?.. Я должен явиться к Его Величеству… ЙОЗЕФ. «Ваше Императорское Величество», – скажете вы, господин тайный советник, – «я имею честь доложить вам», – скажете вы, – «что ваш добропорядочный и законопослушный подданный, любящий Ваше Величество и свою Отчизну – Йозеф Мадершпрегер, есть истинный изобретатель швейной машинки, и он выражает Вашему Императорскому Величеству свою преданную любовь и нижайшее и покорнейшее почтение», – скажите вы! фон ГОТЦОНДОРФ. Но… ЙОЗЕФ. И больше ничего не нужно! Больше не следует добавлять ни одного слова, ни полслова, ни звука! Пауза. фон ГОТЦОНДОРФ. Но это невозможно… Невозможно! ЙОЗЕФ (грустно). Почему, позволю себе спросить вас, господин тайный советник? (Кричит.) Почему?!! фон ГОТЦОНДОРФ. Потому… что… Его Величеству совершенно не интересно знать о вашем существовании. Его Императорскому Величеству совершенно безразлично кто изобрел эту чертову швейную машинку! Это все бред! Бред! А вы, сударь, вы – сумасшедший! Ваше место в доме презрения, или даже в тюрьме, потому что вы опасны, потому что вы бегаете по улицам с портняжным ножом и угрожаете жизни людей! Я умру от инфлюэнцы или от грудной жабы! Я замерз! И если вы думаете, что моя дрожь вызвана страхом, то вы заблуждаетесь, жалкий оборванец, попрошайка, мошенник! Я дрожу от холода, я не боюсь ваших угроз! Я замерз, озяб, издрог, окоченел. У меня начинается лихорадка! Поди прочь! Прочь! Небольшая пауза. ЙОЗЕФ. Ах, господин тайный советник, ах! Если б вы только знали, как грустно мне слышать ваши слова!.. (Другим тоном.) Я убью тебя, несчастный и тогда точно все узнают, что именно я – Йозеф Мадершпрегер – изобретатель швейной машинки! (Спокойно.) Я разрежу вас, как кусок ткани. Я хороший портной, господин тайный советник. (В сторону.) Эльза, для чего ты стоишь там, в тени? (Фон Готцондорфу.) Я распорю ваш живот, господин тайный советник, и ваши смрадные, скользкие внутренности вывалятся на брусчатку. (В сторону.) Уходи, Эльза! (Фон Готцондорфу.) Вы будете издыхать на камнях мостовой, истекая кровью, потому, что вы отказали несчастному отверженному в его скромной и справедливой просьбе, оттолкнули меня, как шелудивого пса своим сапогом, как Агасфер, отказавший в помощи Спасителю на его крестном пути! (Замахивается ножом.) фон ГОТЦОНДОРФ. Ах! Появляется Эльза. ЭЛЬЗА. Ах! Йозеф! ЙОЗЕФ. Вы заслуживаете смерти, господин тайный советник. ЭЛЬЗА. Ах, Йозеф, ах! Остановись, Йозеф! Не надо, Йозеф! Я прошу тебя Йозеф! Я умоляю тебя!! Пауза. Уйдем, Йозеф! Пойдем домой. Добрый вечер, ваше превосходительство! Великодушно простите бедного Йозефа! ЙОЗЕФ. Зачем ты пришла, Эльза? Зачем ты ходишь за мной все время, Эльза? Почему ты таскаешься за мной, словно призрак, сливаешься с тенью домов и деревьев, с их стенами и ветвями, выглядываешь из-за углов? Почему ты преследуешь меня, Эльза? Шпионишь за мной, следишь, подглядываешь, стережешь меня? Чего тебе нужно от меня? ЭЛЬЗА. Что ты хочешь учинить, Йозеф? Что ты опять задумал? ЙОЗЕФ. Тебя не касается то, что я делаю или собираюсь делать, Эльза! Тебя это не касается. Это мое дело, это моя жизнь. К тебе, Эльза, не имеет отношения моя жизнь! ЭЛЬЗА. Ах, Йозеф, ах! Ты хочешь причинить мне горе, Йозеф? Ты хочешь сделать меня совсем несчастной, как ты уже сделал несчастным себя? Разве тебе мало того, что я страдаю, Йозеф? Что еще хочешь ты совершить, чтобы погубить свою жизнь окончательно? Что ты собираешься сделать, чтобы сгубить мою жизнь? Ты собираешься причинить какое-то зло господину тайному советнику? Почему у тебя в руке нож? ЙОЗЕФ. Уходи Эльза! ЭЛЬЗА. Я прошу тебя: пойдем домой, Йозеф! Пойдем домой! ЙОЗЕФ. Оставь меня, Эльза! Немедленно оставь меня! ЭЛЬЗА. Я прошу тебя, Йозеф, извинись, попроси прощения у его превосходительства, и пойдем домой! Ради Бога, Йозеф! ЙОЗЕФ. Уйди, Эльза! Уйди сейчас же! И никогда не смей больше, как привязанная, ходить за мной по пятам, прятаться в тени, следить за мной, подкарауливать и просить! Никогда! Слышишь, Эльза?! Никогда! ЭЛЬЗА. Посмотри, Йозеф – господин тайный советник совсем продрог, у него вымокли ноги, потому что он стоит прямо в луже, а туфли у него легкие, тонкой кожи, и пальто у него летнее, ты ведь сам кроил его, когда ты еще работал в мастерской Ицхака Мозеля, помнишь, Йозеф? Ты помнишь? фон ГОТЦОНДОРФ. Я сейчас просто умру от холода. И вам незачем будет убивать меня. Добрый вечер, фройляйн. Этот сумасшедший собирается убить меня своим ножом, хочет зарезать меня, как свинью или барана! ЭЛЬЗА. Ах, не говорите так, ваше превосходительство! Йозеф очень несчастный! Он отчаялся, господин тайный советник, совсем отчаялся… ЙОЗЕФ. Замолчи, Эльза! фон ГОТЦОНДОРФ. Никакое отчаянье, фройляйн, не может оправдать его намерений. ЭЛЬЗА. Он ищет справедливости, здесь, в этом мире… Он замечательный человек, если б вы только знали, какой он великодушный, какой он добрый! Но его обидели, его обманули, ограбили, обвели вокруг пальца. В вашей Канцелярии он пытался запатентовать свое изобретенье – свою швейную машинку… А они присвоили его изобретенье, и прошение на оформление патента где-то затерялось. И теперь ему никто не верит, а ведь именно он – Йозеф Мадершпрегер – изобретатель швейной машинки! (Плачет.) ЙОЗЕФ. Не плачь Эльза! Замолчи! Перестань! Иди домой! Уходи. Не плачь. ЭЛЬЗА. Пойдем домой, Йозеф! Пойдем! фон ГОТЦОНДОРФ. Ах, как я замерз! ЙОЗЕФ. Мне тоже холодно, господин тайный советник. Мне очень холодно. Мое усталое сердце превратилось в кусок льда. Я уже навсегда замерз! И в моем подвале нет великолепного камина с мраморной каминной полкой, а на ней – каминных часов, которые мелодично бьют каждый час и играют: «Ах, мой бедный Августин!»; у меня даже нет угля, и мне нечем развести огонь в моем очаге. В моем подвале еще холодней, чем на улице, господин тайный советник, там мокнут стены, зимой промерзают углы. Мне уже никогда не согреться, и даже любовь этой кроткой, сострадательной девушки не способна согреть моего несчастного сердца! ЭЛЬЗА. Ах! Ах! фон ГОТЦОНДОРФ. Ах! Я замерзаю! ЙОЗЕФ. Ах! Пауза. фон ГОТЦОНДОРФ. Хорошо… Хорошо, как вас там?.. Модер… ЙОЗЕФ и ЭЛЬЗА (вместе). Йозеф Мадершпрегер – изобретатель швейной машинки! фон ГОТЦОНДОРФ. Хорошо. Завтра… вы явитесь ко мне в Канцелярию. И принесете официальное прошение, составленное должным образом, с соблюдением всех необходимых к тому формальностей. И в законном порядке, в установленные сроки, чиновники, коим по должности вменено в обязанность заниматься подобными делами, рассмотрят вашу жалобу. А я лично прослежу за ходом дела. Небольшая пауза. Итак, я надеюсь, вы удовлетворены, господин Йозеф Мардер… ЙОЗЕФ. Мадершпрегер. фон ГОТЦОНДОРФ. Да. ЭЛЬЗА. Вы так добры, ваше превосходительство! (Пытается поцеловать руку фон Готцондорфа.) фон ГОТЦОНДОРФ. Уберите ваш этот нож и отправляйтесь домой, и не заставляйте такую прелестную девушку и меня стоять здесь на ветру, под дождем, который, того и гляди, превратится в снег. Мне кажется, уже прошла вечность с того часа, когда вы встретились мне на пути, господин изобретатель. Не заставляйте же эту милую девушку мерзнуть, а то она и, чего доброго, я подхватим чахотку, не приведи Бог. Уберите же, уберите же, ваш этот чертов нож! Пауза. ЙОЗЕФ. Меня отвезут на кладбище для бедных, и мои бренные останки свалят в яму, которую через несколько лет вновь очистят для новых покойников, таких же нищих как я. И это произойдет куда раньше, чем кто-нибудь из чиновников вашей Канцелярии, господин тайный советник, хотя бы уронит взгляд на мое прошение. Короткая пауза. фон ГОТЦОНДОРФ. Вы… вы смеете подвергать сомнению… сказанное бароном фон Готцондорфом?!.. (Задохнулся от возмущения.) Ах!.. ЙОЗЕФ. Увы, господин тайный советник! ЭЛЬЗА. Ах, Йозеф! ЙОЗЕФ. Увы, Эльза! фон ГОТЦОНДОРФ. Что означает это «увы»?!! ЙОЗЕФ. Сожаление и скорбь. А еще безнадежность, отчаяние, страх, страдание, смерть. ЭЛЬЗА. Ах, ваше превосходительство, ах! ЙОЗЕФ. Я хотел бы поверить сказанному вами, господин тайный советник, но, увы, не могу, потому что я уже никому не верю. И, знаете, порою, когда отчаяние захлестывает мою душу, как дунайская волна утлую лодку, мне кажется, что я не верю в милосердие и справедливость Господа нашего! Да, господин тайный советник! Я уже начинаю сомневаться в Его существовании, в Его промысле. Я говорю себе: Йозеф, вспомни, какие муки посылал Бог Иову, как испытывал Он Авраама, какие страдания принял Сын Божий. Не ропщи, Йозеф, говорю я себе, смирись и терпи, терпи, терпи до конца твоих дней, и, может быть, в Царствии Небесном, ты будешь вознагражден и будешь утешен. Ведь ты принес пользу людям, ничего не получив взамен. Но даже такие размышления тщетны, и я чувствую, как гибнет моя душа под непосильным гнетом несправедливости и бесчестия. Потому что никто, никто, никто не верит, что я – Йозеф Мадершпрегер – изобретатель швейной машинки! Все насмехаются надо мной, показывают пальцем, считают помешанным, полоумным, лжецом, шарлатаном, мошенником – кем угодно, но не изобретателем швейной машинки! ЭЛЬЗА. Ах, Йозеф, ах! Ах, господин тайный советник! Это сущая правда! Никто-никто-никто не верит ему! Ах! Пауза. фон ГОТЦОНДОРФ. А вы, фройляйн?! Вы верите этому человеку? Этому полоумному шарлатану, мошеннику, самозванцу?! Вы – верите, что он и есть изобретатель швейной машинки? Пауза. ЙОЗЕФ. Скажи, Эльза. фон ГОТЦОНДОРФ. Да, отвечайте, сударыня! Скажите! ЭЛЬЗА. Ах, господин тайный советник, ах! фон ГОТЦОНДОРФ. Ответьте: вы – верите?! Ну?! ЙОЗЕФ. Отвечай, Эльза. ЭЛЬЗА. Ах, Йозеф, ах! ЙОЗЕФ (с волнением). Эльза! Я прошу тебя, скажи, ты веришь, что я, Йозеф Мадершпрегер, – изобретатель швейной машинки?! фон ГОТЦОНДОРФ. Отвечайте, фройляйн, и скажите правду, ибо ложь тяжкий грех, а лжецы, равно как и сквернословы, вечно будут лизать раскаленные сковороды в геенне. ЙОЗЕФ. Что же ты молчишь, Эльза?! Пауза. Скажи же что-нибудь! Ты веришь?.. Нет, ты не веришь!.. Даже ты! Даже ты, Эльза, не веришь, что Йозеф Мадершпрегер – изобретатель швейной машинки! ЭЛЬЗА. Ах, Йозеф, ах! Ты сам, Йозеф, только что говорил о сомнениях, куда более ужасных (да простит тебя наш всемилостивый Господь!), которые тебя мучают. Ты сам только что признался, Йозеф, что ты сомневаешься в Его существовании. Меня тоже терзают сомнения, Йозеф. Ты такой добрый, честный, и я хочу верить, что ты изобрел швейную машинку!.. Но, Йозеф, ах! Когда все кругом твердят в один голос, что ты, Йозеф Мадершпрегер – плут, обманщик, мошенник, аферист, что ты прикидываешься сумасшедшим… А некоторые взаправду считают тебя полоумным, помешанным, одержимым… Когда все кругом предостерегают что ты, чего доброго, можешь зарезать!.. то поневоле, поневоле, Йозеф, возникают сомнения. Я сомневаюсь, Йозеф. Я не знаю, Йозеф… Я не уверена... Мне страшно, Йозеф! Ах! Пауза. фон ГОТЦОНДОРФ. Все знают, что швейную машинку изобрели французы! Какие-то братья. Не то Монгольфье, не то – Люмьер. Не помню в точности. Но это – общеизвестно! Пауза. ЭЛЬЗА. Прости меня, Йозеф, прости! фон ГОТЦОНДОРФ. Уберите ваш дурацкий нож! Кого вы хотите запугать? Только низкий человек, такой как вы, способен прибегнуть к насилию, как к средству достижения своих гнусных чаяний! Вы хотите ввести в заблуждение не только эту несчастную фройляйн, но и все человечество, весь мир вы хотите вовлечь в свое надувательство! А главное – вы хотите обмануть меня! (Эльзе.) Как ваше имя, фройляйн? ЭЛЬЗА. Эльза, с вашего позволения, господин тайный советник. (Делает книксен.) фон ГОТЦОНДОРФ. Дорогая моя фройляйн Эльза, он, этот человек, вовлекает вас в чудовищный, коварный, гнусный обман! Я заявляю вам, фройляйн, что этот ужасный, страшный человек, – есть величайший еретик! Он утверждает, вопреки здравому смыслу, что он – изобретатель швейной машинки! А кем ему вздумается объявить себя завтра? Наследником русского престола? Пророком Заратуштрой? Живым воплощением какого-нибудь маньчжурского божества?! Или? (Страшно подумать!) Мессией, Иисусом Христом, явившимся на бледном коне Апокалипсиса? Этот человек, прелестная фройляйн Эльза, – самозванец, он – лжепророк, он – посланник Сатаны, улавливающий в свои бесовские сети неокрепшие, невинные души, дабы погубить их, лишив Царствия Божия! Отрекитесь от него, дивная фройляйн Эльза! Заклинаю вас! А не то будете вечно страдать и томиться там, где сера, неугасимый огонь, и стон, и зубовный скрежет! Короткая пауза. ЙОЗЕФ. Эльза!.. ЭЛЬЗА. Ах, Йозеф!.. ЙОЗЕФ. Эльза, я… фон ГОТЦОНДОРФ. Посмотрите на него внимательно, обворожительная фройляйн Эльза! Сейчас он стоит, приставив свое дьявольское орудие, этот чертов нож к моему горлу! А завтра? Если сейчас, сегодня ничто не удержит его, от того, чтобы перерезать мне горло, то завтра, он может сделать то же самое с кем-то еще, даже с вами, прекрасная моя, фройляйн Эльза! Этот маньяк, не остановится ни перед чем! У него нет ничего святого, у него вообще ничего нет, но он хочет иметь все, и поэтому он и способен на все! Он – революционьер, разрушитель устоев, морали, культуры, цивилизации! Он безбожник! Он сам признался в этом! ЭЛЬЗА. Ах, ваше превосходительство, ах! ЙОЗЕФ. Эльза! фон ГОТЦОНДОРФ. Он отверг ваши чистые чувства, он презирает вашу любовь, фройляйн Эльза. Он не способен оценить вас, вашу прелесть, очарование, красоту, потому, что он ничтожество! ЭЛЬЗА. Ах! Ах! Ах! фон ГОТЦОНДОРФ. Заклинаю вас, моя чудная, несравненная фройляйн Эльза – остановите его! Во имя мира и процветания нашего благословенного Отечества, во имя, милосердия и сострадания остановите его, этого сумасшедшего революционьера, обезумевшего пролетария! Позовите полицеймейстера! ЭЛЬЗА. Ой, господин тайный советник! Ах! Ой! ЙОЗЕФ. Эльза! Эльза? Эльза… ЭЛЬЗА. Ах, господин тайный советник! Вы так говорите!.. Я не знаю, что мне думать! Мучительные сомнения разгорелись в моей душе, словно сухое дерево вспыхнуло от удара молнии, и занялся пожар в лесу. Эти невыносимые сомнения жгут мою несчастную душу, я задыхаюсь от едкого дыма, легкие обжигает горячий воздух! Я не знаю, как мне поступать! Как мне жить теперь, ваше превосходительство?! Я ничего-ничего не знаю!.. ЙОЗЕФ. Эльза?! фон ГОТЦОНДОРФ. Вы так восхитительны, так трогательны, так искренни сейчас, когда на вашем прелестном личике отражены все терзания, которые претерпевает ваша душа! Ах, фройляйн Эльза, ах, ах! Я забыл обо всем, глядя на вас, даже о том, что острие ножа уперлось в кадык, и задеревенели, и дрожат в коленях измученные ноги, так, что слышно как бьются друг о друга коленные чашечки! Вы божественны, фройляйн Эльза! Позовите полицеймейстера! Ах! ЙОЗЕФ. Господин тайный советник… фон ГОТЦОНДОРФ. Позовите фройляйн Эльза! Немедленно, сию секунду позовите полицеймейстера! Там, за углом всегда стоит жандарм! Вы должны!.. Мы с вами!.. вы и я, мы должны остановить его!.. Слышите, фройляйн Эльза! Мне все труднее говорить – нож впивается мне прямо в адамово яблоко. Я боюсь, что скоро он разрежет кожу, он ведь очень острый, этот чертов портняжный нож, и я умру от потери крови, или у меня будет заражение, и моя кровь станет черной и гнойной. Или я застужу горло, потому что он очень-очень холодный этот треклятый нож! ЭЛЬЗА. Ах, ваше превосходительство! фон ГОТЦОНДОРФ. Ах, фройляйн Эльза! Неужели вы позволите этому обезумевшему идиоту заклать меня, как какое-нибудь жертвенное животное? Чудная моя, фройляйн Эльза! Я люблю вас, фройляйн Эльза! Пауза. ЭЛЬЗА. Ах, господин тайный советник, что вы сказали сейчас? Пауза. фон ГОТЦОНДОРФ. Я сказал: «Я люблю вас, фройляйн Эльза». ЭЛЬЗА. Мне послышалось? Йозеф, ты слышал, что сказал его превосходительство? фон ГОТЦОНДОРФ. Вам не послышалось, не послышалось, фройляйн Эльза! ЭЛЬЗА. Йозеф, ты тоже слышал, что дважды произнес господин тайный советник? фон ГОТЦОНДОРФ (шепотом, исступленно). Ради Бога, не разговаривайте с этим умалишенным! Вы возбудите в нем ревность, и тогда уж точно он перережет мне глотку, выпустит кишки, проткнет сердце, выколет глаза! ЭЛЬЗА. Правда ли, Йозеф, что его превосходительство сказал: «Я люблю вас, фройляйн Эльза»? фон ГОТЦОНДОРФ. Да, фройляйн, я изрек именно эту фразу, именно эти слова, именно в той последовательности, а теперь позовите полицеймейстера, жандармов, кого-нибудь! ЭЛЬЗА. Почему же ты молчишь, Йозеф? ЙОЗЕФ. Да, я все слышал, Эльза. ЭЛЬЗА. Значит… мне не показалось, не пригрезилось, не померещилось?! Нет, Йозеф? ЙОЗЕФ. Нет, Эльза. ЭЛЬЗА. Повторите еще раз, господин тайный советник! Я хочу услышать еще раз!.. фон ГОТЦОНДОРФ. Вы хотите, фройляйн Эльза, чтобы этот ненормальный прирезал меня! Я чувствую, как дрожат его пальцы. Он вот-вот надавит сильнее, и тогда из перерезанного горла хлынет фонтаном моя кровь. И я уже ничего не смогу произнести! ЭЛЬЗА. Тогда скорее, ваше превосходительство, скорее скажите мне: «Я люблю тебя, Эльза»! Ну же! Небольшая пауза. Что же ты стоишь, Йозеф? Попроси его превосходительство сказать это! ЙОЗЕФ. Я прошу вас, господин тайный советник… сказать… фон ГОТЦОНДОРФ (истошно, истерично). Я люблю тебя, Эльза! Я люблю тебя, Эльза! (Кричит.) Я люблю тебя, Эльза!!! Я… (Выдохся.) Я… ЭЛЬЗА. Ах, господин тайный советник, ах! фон ГОТЦОНДОРФ (хрипит). О Боже милосердный!.. ЭЛЬЗА. Он действительно сказал это! Йозеф! ЙОЗЕФ. Ах, Эльза!.. Краткая пауза. ЭЛЬЗА. Боже мой! Как это… приятно! Но я удержусь, я буду благоразумна, я не заставлю ваше превосходительство, повторять без конца. Мне кажется, что все это сон! фон ГОТЦОНДОРФ (слабо). Позовите… ЭЛЬЗА. Бедная дочь сапожника выслушивает признания в любви борона, его превосходительства тайного советника Канцелярии… фон ГОТЦОНДОРФ (хрипло, нетерпеливо). Позовите… полицейского… ЭЛЬЗА. Но могу ли я верить вам? Может быть, вы обманываете неискушенную душу бедной девушки? Вдруг вы хотите соблазнить меня? А потом бросите, как надоевшую игрушку, как мать вышвыривает несчастный, пушистый комочек – щенка или котенка, о котором забыли, наигравшись с ним, дети? фон ГОТЦОНДОРФ. Полицейского… Перестаньте… Бога ради… ЭЛЬЗА. А как же ваша супруга, господин тайный советник? А как же ваша юная рыжеволосая горничная? Она так умела в любовных утехах, коим вы предаетесь с нею тайком от всех. Разве я, скромная дочь сапожника, могу сравниться с ней? Или, вам, сударь, приелись ее приторные, а может быть, и притворные ласки? Вам прискучили проститутки венских борделей? Вам захотелось сорвать чистый цветок невинности, вкусить непорочный плод древа юности?.. фон ГОТЦОНДОРФ. Перестаньте, ради всего святого, мучить меня… Позовите жандарма! ЭЛЬЗА (не слушает). Неужели вы хотите обмануть несчастную, простосердечную девушку? Вы лишь используете ее для спасения своей жизни, и, попутно, – орудием своего наслаждения, своей низменной страсти? А потом вы бросите меня, как избалованный ребенок сломанную куклу, разобьете мое хрупкое, слабое, нежное сердце? И вам будет все равно – умру ли я, бросившись с моста в холодные воды Дуная или удавлюсь крепкой веревкой, привязав ее к потолочному крюку в каморке моего отца-сапожника? Или тихо-тихо умру от горя, не проснувшись однажды утром, в своей холодной постели? фон ГОТЦОНДОРФ. Она тоже сумасшедшая! Я погиб! ЭЛЬЗА. Что же мне делать, ваше превосходительство? фон ГОТЦОНДОРФ (вкрадчиво). Позвать, наконец, полицеймейстера, жандармов, фройляйн Эльза! ЭЛЬЗА. Что же мне делать, Йозеф? ЙОЗЕФ. Я не знаю, Эльза. Я не знаю. фон ГОТЦОНДОРФ (в отчаянии). Я люблю тебя, Эльза! Полицейского! Я прошу, умоляю! Жандармов! Гренадеров швейцарского полка Его Величества Франца-Иосифа! Венгерских гусар! Кого-нибудь! Только скоре, скорее!.. ЭЛЬЗА. Что мне делать, Йозеф? (Ломает руки.) Что мне делать?! Ах, Йозеф, ах! Небольшая пауза. ЙОЗЕФ. Сделай то, что подскажет твое сердце, Эльза. Иди и позови жандармов… Тебе казалось, что ты любишь меня, Эльза… Ты хотела любви, хотела, чтобы кто-то говорил тебе нежные, ласковые слова, танцевал с тобой на празднике и угощал светлым сладким пивом, покупал тебе фиалки или пряные духи, от запаха которых так кружится голова, и фальшивые солитеры по пять шиллингов. Ты хотела, чтобы кто-то, пусть даже я, целовал твои губы, волосы, глаза, шею, чтобы однажды, тихим и теплым вечером предложил стать его женой. А потом мы просили бы благословения у твоего уставшего от всего на свете, старого, больного отца, который носит дома ночной колпак и очки на лбу и курит трубку, выпуская облака едкого, вонючего дыма. Вся ваша коморка насквозь пропитана этим дымом, копотью, кислой вонью влажной кожи, затхлым заплесневевшим запахом отчаянья. Ты очень хотела вырваться из этого зловония на чистый воздух, Эльза. Ты мечтала надеть белое, как альпийский снег, подвенечное платье и фату, и венок из цветов. Хотела услышать орган в церкви и торжественную, тяжеловесную латынь свадебного обряда. А потом – попасть под дождь из лепестков роз и звенящих монет, которым встречают на пороге храма новобрачных. И тебе виделась тихая, уютная жизнь в маленьком домике с белыми оштукатуренными стенами, с синим заборчиком вокруг крошечного садика, где цветут яблони и зреет капуста на грядках, а над домом, на крыше – резной флюгер в виде целующихся голубков. Еще ты мечтаешь, чтобы светловолосые, голубоглазые ребятишки, смеялись, шалили и кричали тебе: «Мама, мы хотим пойти на ярмарку, туда привезли живого медведя, мы хотим сладких медовых пряников и французских леденцов!»… Ничего этого я не способен дать тебе, Эльза! Я, Йозеф Мадершпрегер, изобретатель швейной машинки, не могу сделать тебя счастливой! Прости меня, Эльза! И я не хочу, не могу обманывать тебя, не хочу сделать тебя несчастной. Уходи, Эльза. Зови полицеймейстера, жандармов… И прости Йозефа Мадершпрегера, изобретателя швейной машинки! ЭЛЬЗА. Ах, Йозеф, ах! ЙОЗЕФ. Раз уж даже ты не веришь мне, Эльза, чего можно требовать от других, от господина тайного советника, от всего мира? Весь мир против меня, Эльза. Он ополчился на меня, он жаждет моей крови! Он получит ее, это неизбежно. Не стоит затягивать, пусть все свершится скорее! Иди за жандармами, Эльза! Все кончено. Я устал. фон ГОТЦОНДОРФ. Поторопись, Эльза, поторопись! ЭЛЬЗА. Ах, Йозеф, ах! Я любила тебя, Йозеф! Но теперь я не знаю… Да, я хотела сладкого пива с имбирем, и чтоб крепкие руки поддерживали меня в воздухе во время танца, на празднике, и чтоб меня, в подвенечном платье, с белыми и голубыми цветами в волосах обсыпали рисом и лепестками роз на пороге церкви. Я мечтала о маленьких ясноглазых ребятишках – наших с тобой детях, Йозеф! Ах, Йозеф, ах! Разве можно осуждать меня за эти простые желания? Ты отвергаешь мою любовь, Йозеф, потому что считаешь ее ничтожной, мелкой недостойной полетов твоей фантазии, высот твоего духа? Ты жестоко ранишь меня, Йозеф. Пусть я ничтожна, пусть мечты мои наивны и убоги! Но какие еще мечты могут родиться в конуре моего отца, где запах моченых кож и фасолевой похлебки, с подпорченной солониной, мешается с режущей глаза вонью его трубки? Запахи нищеты, ранней старости, горя, безнадежности и отчаянья… Да, я хочу вырваться оттуда, хочу вдохнуть, наконец, сладкий воздух счастья! Разве это такое преступленье – желать счастья? Я любила тебя, Йозеф. И мы могли бы быть счастливы, если б ты только усмирил свою безумную гордость, обуздал свое тщеславие. Не оно разве толкает тебя на все эти безрассудные поступки? А сейчас ты готов совершить преступление, и ради чего, Йозеф?.. А теперь я пойду за полицеймейстером. Я приведу жандармов или венгерских гусар, или кого-нибудь. Я сделаю это… потому что тебя действительно нужно остановить, пока ты не выкинул что-нибудь похлеще. фон ГОТЦОНДОРФ. Браво, Эльза! Я обожаю тебя! Скорее! Скорее! ЭЛЬЗА. Я пойду за полицеймейстером, Йозеф. А потом я сделаюсь содержанкой его превосходительства… А когда ему, наконец, удастся избавиться от меня, я окажусь на той улице с красными фонарями, Йозеф, и буду торговать своим телом, отдаваясь за пять крон любому. А потом заразившись какой-нибудь гадкой болезнью, я умру, Йозеф, даже не в приюте для бедных, а где-нибудь в канаве, под забором или брошусь с моста в Дунай, и никогда у меня не будет детей, Йозеф… И во всем этом будешь виноват ты – Йозеф, и никто другой, кроме, может быть, моей злосчастной судьбы. Я ухожу! фон ГОТЦОНДОРФ. Наконец-то! ЭЛЬЗА. Я иду за полицеймейстером, Йозеф, потому что я уже не люблю тебя. Но знай, что та богатая, самодовольная, сытая, бездушная аристократка из-за которой ты отверг мою любовь, не любит тебя, Йозеф! Она просто забавляется тобой, как забавляется, со своим мопсом, скармливая ему кусочки десерта, как потешаются в зверинце, глядя на африканских животных. Ты для нее – редкостное животное, которое она, не задумываясь, вышвырнет, лишь только ей прискучит эта потеха. Или ты думаешь, она верит, что Йозеф Мадершпрегер – изобретатель швейной машинки?! Глупец! Она, как и все, считает, что ты ненормальный, одержимый, помешанный, но твое сумасшествие как острая и пикантная приправа… Она, как и все, прекрасно знает, что швейную машинку изобрели французы! Французы, а не ты, Йозеф! Я иду за полицеймейстером! фон ГОТЦОНДОРФ (исступленно). Ну, иди уже! Иди! Иди, Эльза! Иди уже, наконец! ЙОЗЕФ. Ах, Эльза, ах! ЭЛЬЗА. Швейную машинку изобрели французы! Пауза. Я иду за жандармами… Неужели ты ничего не хочешь больше сказать мне, Йозеф?… Небольшая пауза. Сейчас… еще мгновенье и я сделаю первый шаг… Это будет последний шаг в той моей жизни, где я могла надеяться на счастье… Поэтому его так трудно сделать, господин тайный советник! Вы говорите, там, за углом?.. Но прежде… скажите мне, что будет, когда я приведу жандармов, когда Йозефа Мадершпрегера отведут в полицейский околоток, а затем посадят в тюрьму, отправят на каторжные работы, а может быть, даже повесят, обвинив в покушении на жизнь вашего превосходительства? фон ГОТЦОНДОРФ. Фройляйн Эльза… Боюсь, что моя благодарность, которая могла бы быть бесконечно щедрой… окажется невозможной, потому что этот душевнобольной почти покончил со мной, его нож готов взрезать мне кадык, пока ты болтаешь тут Бог знает какой вздор, Эльза, вместо того, чтобы привести полицию, позвать на помощь!.. Я мог бы дать тебе много-много звенящих крон, Эльза, мог бы купить тебе роскошные кораллы, жемчуг, бриллианты. Или шикарный экипаж, с прекрасными, в яблоках, лошадьми лучших кровей… Я мог бы подарить тебе маленький домик с белыми оштукатуренными стенами и голубым заборчиком, увитым плющом, за которым милый садик с яблонями и капустой на грядках. А на крыше твоего, Эльза, дома был бы флюгер в виде целующихся голубков!.. ЭЛЬЗА. Ах, ваше превосходительство, ах! фон ГОТЦОНДОРФ. Я бы даже женился на тебе!.. Все что угодно! ЭЛЬЗА. Ах, господин тайный советник, ах! фон ГОТЦОНДОРФ. Не трать время, Эльза! Зови жандармов, кого-нибудь, дьявола из преисподней, чтоб только избавить меня от этого ужасного человека с его жутким портняжным ножом, и все- все, что я обещал тебе, Эльза, будет твоим!.. ЭЛЬЗА. Я иду, ваше превосходительство! Я задорого продам свое счастье, обменяю его на благополучие и сытость… Что еще остается мне, Йозеф? Только принять условия этой сделки, которую заключает за нас наша судьба. (В отчаянии.) Я иду, Йозеф! Ты слышишь?.. Я иду. (Уходит.) ЙОЗЕФ. Ах, Эльза… Издалека доносятся звуки шарманки. ЧАСТЬ ВТОРАЯ ЙОЗЕФ. Как вы думаете, господин тайный советник, до какого предела отчаянья должен дойти человек, чтобы отправить на каторгу или на эшафот ближнего, а себя предать объятиям его палача? Сколько стоит душа, господин тайный советник? Назовите цену, за которую можно купить слабую, неопытную душу? Это – флюгер в виде целующихся голубков над трубой белого домика с голубым заборчиком? Фон Готцондорф не отвечает. Звуки шарманки едва слышны. Почему вы молчите? Скажите что-нибудь перед смертью. фон ГОТЦОНДОРФ. Ах, господин… сумасшедший лжеизобретатель… Я так устал!.. ЙОЗЕФ. Нет, господин тайный советник! Я действительно… именно я, Йозеф Мадершпрегер – изобретатель швейной машинки. Не французы, не англичане, не немцы! Я, австро-венгерский подданный, верный слуга Императора Франца Иосифа… Ваша проклятая бюрократическая машина, ваша страшная, бездушная Канцелярия похоронили меня и мое доброе имя! Вы, господин тайный советник, убили меня, и я навсегда умер в безвестности, без надежды на воскрешенье. Я – никто, прах, пустота, после меня не останется следа на земле, и даже в людской памяти вы стерли мое имя, как безразличная, холодная волна Дуная стирает слова, начертанные на песке: «Эльза и Йозеф»… Волна накатывается, отступает и остается только мокрый песок, вместо имен, соединенных любовью… Вновь доносятся жалобные звуки шарманки. Появляется д-р Фрейд. д-р ФРЕЙД. Тут так темно! И сыро. И холодно. Почему не горят фонари, как им положено? Об эту пору, не смотря на то, что теперь весна, если только эту мерзость можно назвать весной, темнее темного… Где эти чертовы фонарщики? (Замечает фон Готцондофа и Йозефа.) Что происходит с этим миром, господа? Добрый вечер, господа, если этот вечер можно назвать добрым… Увы, по-моему, в этом окаянном мире не осталось ничего доброго. (Фон Готцондорфу.) О! Господин фон Готцондорф, если не ошибаюсь? Я имею честь пользовать вашу супругу, которая является моей пациенткой… фон ГОТЦОНДОРФ. Мое почтение сударь… д-р ФРЕЙД. Доктор Зигмунд Фрейд, с вашего позволения. Знаете, я недавно прибыл из Парижа, где совершенствовал свои познания в клинике великого эскулапа, знаменитого Жана Мартена Шарко! Вы, конечно, слышали об его удивительном изобретенье – этом прославленном «душе Шарко»? Очень полезное с медицинской точки зрения приспособленье, особенно при лечении нервических болезней... Как говорят французы: все болезни от нервов, а только люэс от любви! (Смеется.) Но они не правы ибо, по моему мнению, как раз напротив – все болезни именно от любви! Ибо все то, что мы подразумеваем под термином «любовь» (включая сюда любовь плотскую, платоническую, и даже любовь к родине!) и является, прежде всего, причиной нервических недугов!.. Ах, какое чудное место Париж! (Заговорщицки.) Какие бордели! Мулен Руж! Очаровательно! Эта их Эйфелева башня скоро станет символом нации! Фаллическим! (Хихикает. Йозефу.) Я, кажется, знаю и вас, сударь. По-моему, вы – портной? И у вас какая-то чудовищно-нелепая, труднопроизносимая фамилия, которая просто не помещается в моей голове, и без того забитой донельзя всяким вздором. ЙОЗЕФ. Мое имя Йозеф Мадершпрегер. Я изобретатель швейной машинки. д-р ФРЕЙД. Тот самый?! фон ГОТЦОНДОРФ. Господин Фрейд! Этот человек сумасшедший, у него нож, он хочет лишить меня жизни! Помогите мне, дорогой доктор Фрейд! Спасите меня! Вы ведь давали клятву Гиппократа! Вы обязаны мне помочь! Это ваш священный долг! Ради человеколюбия! Ради сострадания к ближнему – освободите меня, доктор Фрейд! Избавьте от этого душевнобольного, умалишенного, полоумного изверга! д-р ФРЕЙД (с любопытством разглядывает Йозефа). Я слышал об этом свихнувшемся портняжке, который носится по Вене, как угорелая кошка, и на всех перекрестках вопит, что он изобретатель швейной машинки. (Йозефу.) Это вы и есть, сударь? фон ГОТЦОНДОРФ (стенает). Ах, доктор Фрейд! Я гибну! Он убивает меня, видите?! Помогите же мне! Я умираю! Ах!.. Ах, доктор, ах! д-р ФРЕЙД. Так вы говорите, тут происходит смертоубийство? Этот швец решил прирезать тайного советника?.. Ну и ну. (Йозефу.) Ты и впрямь свихнулся, как про тебя говорят?.. Скажи, ты хотел убить своего отца, чтобы переспать с твоей матерью?.. (Записывает что-то в свою записную книжку.) Может, ты – социалист, бомбометатель, борец за идею, полагающий, что только насилие и кровь способны избавить этот скверный мир от насилия и крови? Может, ты вознамерился спасти эту жалкую, несчастную, планету, исправить род людской, а?.. Как рано ты начал половую жизнь? Или ты – герой? Ратоборец свободы? Представитель угнетенной маленькой нации, жаждущей освобождения от имперских оков? (Хихикает.) Или ты сражаешься с тиранией? Ты – анархист, алчущий разрушить все и создать Новый Мир? (Насвистывает «Марсельезу».) Кто ты есть? ЙОЗЕФ. Я – Йозеф Мадершпрегер – изобретатель швейной машинки. д-р ФРЕЙД. И только?.. (Фон Готцондорфу.) Знаете ли, я специализируюсь в области душевных болезней, неврозов, разного рода фобий и психических отклонений… И, представьте себе, я, кажется, постиг причину их возникновения!.. (Йозефу.) Зачем ты хочешь зарезать нашего милого тайного советника, этого недалекого, пустого, несуразного человека, промотавшего на венских потаскух большую половину состояния своей бедняжки-жены?.. Тебя били в детстве? Твой отец наказывал тебя телесно? Ты помнишь запах кожаного ремня, металлический привкус оловянной пряжки, сладковатый вкус собственной крови во рту?.. (Записывает.) Что сделал тебе этот бесталанный и ничтожный, в сущности, человек? Какой праведный гнев движет твоей рукой? И стоит ли нарушать заповедь «не убий» ради удовлетворения… чего там? Тщеславия? Гордыни? Отвечай, что ж ты молчишь, как немой? ЙОЗЕФ. Ах, доктор Фрейд, ах! фон ГОТЦОНДОРФ. Отберите у него нож, господин Фрейд! Позовите полицеймейстера, кого-нибудь! Делайте же что-нибудь, чтобы спасти мою жизнь, которая висит на волоске уже битый час! д-р ФРЕЙД. Вы дрожите от холода или от страха, господин тайный советник? Я сейчас обращаюсь не к вам, господин Готцондорф, и невежливо перебивать… Не вмешивайтесь, если хотите сохранить свою никчемную жизнь! (Йозефу.) Отвечай мне! ЙОЗЕФ. Ах, господин Фрейд, ах! Я – Йозеф Мадершпрегер, изобретатель швейной машинки, объявленный безумцем всей Веной, потому что я не могу доказать, что именно я, венский портной, изобрел швейную машинку. Плоды моих мук и страданий присвоили другие, а я стою здесь, перед вами, и в руках у меня портняжный нож, которым я готов пресечь жизнь господина тайного советника… д-р ФРЕЙД. А разве швейную машинку не изобрели англичане? Пауза. ЙОЗЕФ. Нет, доктор Фрейд. Это сделал я. фон ГОТЦОНДОРФ. Он лжет! Он лжет! Все, все знают, что ее изобрели французы! А я – не при чем! Где шляется эта глупая Эльза?! Господи Боже, за что Ты отступился от меня?! Почему вы просто стоите, доктор Фрейд?! Почему вы не спешите оказать помощь своему ближнему – мне, как учит нас церковь?! Чего вы дожидаетесь?! Когда этот полоумный выпустит мои потроха?! д-р ФРЕЙД. Умолкните, сударь! То есть, прошу прощения, я хотел сказать, замолчите. Смолкните всего на минуту. И все будет хорошо. И, кстати, кто такая – Эльза? ЙОЗЕФ. Эльза – моя невеста, доктор Фрейд. д-р ФРЕЙД. Так, так! Очень интересно… (Записывает.) ЙОЗЕФ. Бывшая невеста, если быть точным и откровенным. Она оставила меня… Она пошла за угол, за полицейскими… д-р ФРЕЙД (Йозефу). Если все что ты говоришь, правда, то почему твоя рука, предательски дрожит? Почему ты медлишь положить предел бесполезному существованию господина тайного советника, походя растоптавшему твою жизнь? Чего ты ждешь?.. Твой родитель пил?.. Тебя пугает возмездие, страх предстоящих страданий, видения тюрьмы, каторги, эшафота?.. Ты боялся своего отца?.. Но разве твоя жизнь уже не погублена? Разве суд людского невежества не вынес тебе окончательный приговор, который не подлежит обжалованью, объявив тебя лжецом, умалишенным, самозванцем?.. Ты ненавидел своего зачинателя?.. Разве это не хуже во сто крат, нежели штольни рудников или крепкая петля, краткий миг муки на эшафоте? Ты хотел убить своего папашу? Почему ты медлишь, Йозеф Мадершпрегер?! фон ГОТЦОНДОРФ (в ужасе). Ах! Что вы делаете, доктор Фрейд?! Вы подстрекаете этого маньяка, этого фальшивого Фауста убить меня?!. ЙОЗЕФ. Ах, доктор Фрейд, ах! д-р ФРЕЙД. Может быть, ты, Йозеф Мадершпрегер, слаб духом, истощен своими страданиями, и твоей опустошенной душе не хватает мужества направить твою руку?.. Ты боишься совершить тяжкий грех смертоубийства, по своей воле лишить человека жизни?.. Ты боишься обречь свою душу на тяжкие муки? Или сомнения в том, что твое изобретение, все твои терзания стоят жизни, пусть и самой ничтожной – заставляют дрожать твои пальцы?.. Твоя мать, Йозеф, она очень любила тебя? Твоя мать была нежна с тобой, нежна более, чем того требовала материнская любовь, да? А ты вожделел когда-нибудь свою мать, Йозеф?.. Небольшая пауза. ЙОЗЕФ. Ах, доктор Фрейд, ах! д-р ФРЕЙД. Скажи Йозеф, ты спал со своей матерью?.. То есть, в одной постели со своей матерью?.. В младенчестве?.. Может быть, твою руку удерживает другое сомнение?.. Не сомневаешься ли ты в том, что именно ты, Йозеф Мадершпрегер, а не англичане или немцы, изобрел швейную машинку?! Где-то глубоко в твоем мозгу, как обломок иголки под ногтем, гноится, нарывает, нестерпимо ноет мысль, что правы они, – все кругом, – я сумасшедший, я лжец, я самозванец! Признайся, Йозеф Мадершпрегер – ты не изобретал швейной машинки!!! Продолжительная пауза. Где-то далеко играет шарманка. ЙОЗЕФ. Я… фон ГОТЦОНДОРФ. Убейте меня! Вы все убейте меня! Ибо я не могу больше терпеть! Все это, отвратительно однообразно, уныло, убого, бессмысленно! Убей меня, храбрый портняжка! Довольно! Все повторяется словно на колках механических клавикордов! Для имеющего слух страшная пытка эта, ужасающая своей монотонностью, музыкальная фраза из одной-единственной пьесы музыкального автомата… Даже всего одна нота!.. А весь этот гнусный мир – всего лишь ящик клавикордов, заведенный однажды хитрым часовщиком, музыкантом-недоучкой!.. Ящик с единственной пьеской, которая повторяется и повторяется, длится и длится, без конца, всегда, вечно!! Это невыносимо! Тем более что колки давно рассохлись, струны ослабли, механизм то и дело дает сбои, и вся пьеска звучит чудовищно фальшиво! Я больше не могу выносить этих звуков, которые принято считать гармонией! Не могу больше быть одной из искореженных, фальшивых нот!.. Ведь в том, что моя нота звучит столь пронзительно фальшиво – вина дряхлых клавикордов, вина мастера-неуча, или нерадивого настройщика, или – кого угодно, но – не моя! Убейте меня, господин изобретатель! Убейте меня доктор Фрейд! И хватит болтать! Пауза. Звуки шарманки становятся чуть ближе. д-р ФРЕЙД (что-то записывает в свою записную книжку). Какой любопытный случай! (Фон Готцондорфу). Скажите, когда-нибудь вы пытались измерять размеры вашего фаллоса и сравнивать его пропорции с аналогичным органом вашего батюшки? Краткая пауза. Вы отлично сказали про этот омерзительный мир. Прекрасный образчик последнего слова приговоренного. (Хихикает.) Совсем скоро ваш труп, уложенный в сверкающий, полированный гроб с муаровыми кистями и серебряным распятием на крышке, сделанный лучшим венским гробовщиком из лучших сортов дуба, отвезут на лучшее венское кладбище и опустят в шикарную могилу – глубокую и сухую. За катафалком будут шествовать родные и близкие, безутешные от горя, причиненного им вашими долгами. За катафалком будут важно плестись господа тайные советники со скорбными от скуки лицами. Ваши подчиненные из Канцелярии тоже явятся проводить вас в последний путь, они будут нести венки с траурными лентами, подушечки с вашими регалиями. Будет звучать «Реквием». Какой-нибудь важный господин, сняв цилиндр, произнесет высокопарную речь о тяжкой утрате, понесенной Отечеством, служению которому вы, оказывается, посвятили жизнь. Неутешная вдова, в траурном туалете, срочно сшитом у мсье Дюбеле, при помощи, вероятно, изобретенья господина Мадершпрегера, скорбно поджав губы, будет ронять слезы, а ваша рыжая горничная у нее за спиной, нюхать лук. И тяжеловесная латынь пастора будет падать, ударяясь о крышку гроба, словно комья земли. И все кончится. Над вашей могилой водрузят голенького мраморного ангелочка с крестом. Вдова найдет себе утешение в молитвах и праведной жизни, ибо ваши долги не позволят ей ничего иного, а ваша горничная утешится в чьих-нибудь объятиях. Подчиненные с удвоенным подобострастием ринутся исполнять прихоти нового тайного советника. И так далее. И скоро вас уже не вспомнит никто. фон ГОТЦОНДОРФ. Ах, доктор Фрейд, ах! д-р ФРЕЙД. Вас съедят черви, господин тайный советник. А то, что останется, будет гнить до Страшного Суда, ежели вы верите в таковой. фон ГОТЦОНДОРФ. Ах! д-р ФРЕЙД. Почему вы манкируете своими супружескими обязанностями и прибегаете к услугам горничных и венских проституток?.. Вы алчете умереть милостивый государь!.. Вы, сударь, одержимы влечением к смерти. Подлинные самоубийцы крайне редко прибегают к насилию над собой, но вечно стремятся к этому, и вытесненное бессознательное желание воплощается в иных формах. (Йозефу.) Убейте его, Мадершпрегер, если вы действительно тот, за кого вы себя выдаете. Избавьте его от этого мира, а мир от него! фон ГОТЦОНДОРФ. Вы такой же сумасшедший, как и этот злосчастный портной! Все сошли с ума! Весь мир сошел с ума! д-р ФРЕЙД (фон Готцондорфу). Ваша матушка была строга с вами, не так ли? Заставала ли она вас, когда вы с упоением предавались греху рукоблудия? Короткая пауза. ЙОЗЕФ. Я… Я хотел сказать… Я не изобретал швейной машинки. Я, Йозеф Мадершпрегер, не изобретал… (Плачет.) Пауза. фон ГОТЦОНДОРФ. Как?!. д-р ФРЕЙД (смеется). Крайне любопытный случай!.. Надеюсь на этот раз ты говоришь правду? Ты большой шалун и лгунишка, Йозеф! И ты заслуживаешь хорошей порки! (Грозит пальцем.) ЙОЗЕФ. Я не изобретал… Я, Йозеф Мадершпрегер, не изобретал швейной машинки. Короткая пауза. Нет… я действительно изобрел мою швейную машинку, но я готов отречься от моего изобретения… от славы, от бессмертия своего имени. Даже от бессмертия своей души готов отказаться я, Йозеф Мадершпрегер… Потому что мое изобретенье… слишком ничтожно… Я хотел изобрести нечто большее! Что-то, что могло помочь людям, дать им силы жить в этом страшном мире… или утешение. Но я оказался слишком слаб. фон ГОТЦОНДОРФ. Кажется, я не хочу жить. ЙОЗЕФ. Я ненормальный, я душевнобольной, я сумасшедший. Я свихнулся! Все знают, что швейную машинку изобрели американцы! Томас Алва Эдисон изобрел швейную машинку! Я просто тронулся рассудком. Я все придумал. Я несчастен, я несчастлив, Эльза оставила меня. Все верно… Я – шут, гаер, паяц. Я – никто. Пауза. д-р ФРЕЙД. Но ты, Йозеф, вполне мог ее изобрести, не так ли? ЙОЗЕФ (не сразу). Да… д-р ФРЕЙД. Ты почти изобрел ее! Ты поверил в то, что мог изобрести ее. Поверил, что ты в самом деле ее изобрел! ЙОЗЕФ. Да! фон ГОТЦОНДОРФ. Вы все время забываете о ноже, господин лжеизобретатель! Вы все еще рискуете поранить мне горло. ЙОЗЕФ. Извините… Когда закончится это время отчаянья? Отчего человек перестал быть таким, каким был создан – подобием Бога, Его отражением… Что с нами стало? И что будет с нами?.. Неужели ничего не изменится, все будет по-прежнему? Что-то должно измениться… Кто-нибудь, кто будет, талантливее, умнее, усерднее, чем я, какой-нибудь безвестный Йозеф Мадершпрегер изобретет наконец нечто… что изменит этот скверный мир, исправит жизнь… Кто-нибудь! Мы освободимся от страха, болезней, голода, насилия… не будет больше войн, не будет ненависти… Настанет всеобщее благоденствие и процветание, вечный мир, вечная благодать… д-р ФРЕЙД (доволен). Похоже, случай куда любопытнее, чем могло показаться на первый взгляд. (Смеется, записывает.) ЙОЗЕФ. Все станут свободны! Или счастливы! фон ГОТЦОНДОРФ. Отпустите меня! Отпустите! Пауза. Звуки шарманки совсем близко. д-р ФРЕЙД. Дорогой Йозеф, расскажи мне о снах! Тебе снятся кошмары, страшные сны? И часто ли на заре тебе являются соблазнительные виденья в коих ты – властитель сераля, а нагие наложницы, ласкают твои чресла?.. Пробуждаясь, не находишь ли ты следы собственного семени, извергнутого на простыню?! ЙОЗЕФ. Все будут счастливы! д-р ФРЕЙД. Очень, очень, очень любопытный случай! фон ГОТЦОНДОРФ. Отпустите меня, пожалуйста, господин Йозеф! Я сделаю все, что вы скажете! Я доложу Францу-Иосифу, что вы изобрели швейную машинку! А хотите, я скажу ему, что вы изобрели воздушный шар, фонограф, самодвижущийся фиакр… или эти живые картинки, синематограф, кажется… Что угодно! Я клянусь! Я даю вам честное благородное слово дворянина! ЙОЗЕФ. Ах! Поздно, господин тайный советник. Увы! д-р ФРЕЙД. Либидо! (Что-то быстро записывает.) фон ГОТЦОНДОРФ. Тогда крепче сожмите свой нож, сударь! д-р ФРЕЙД. Суперэго! (Записывает.) фон ГОТЦОНДОРФ. Вот вам моя грудь! Я надеюсь, что вы нанесете удар в сердце? Мне бы не хотелось, чтобы мне перерезали горло, как рождественскому поросенку. И я прошу вас, сделать все быстро, и, по возможности, аккуратно. Я хочу избежать лишних страданий, вызванных небрежностью или волнением. д-р ФРЕЙД (вдруг, перестав строчить в свою записную книжку). Вот лишнее доказательство тому, что либидо – есть движущая сила прогресса! Я постиг первопричину психических расстройств, фобий, нервических немощей! Похоть вертит колесо истории, движет цивилизацией, воздвигает и крушит империи! Вспомните Содом и Гоморру! Вспомните Рим! Нерон, Калигула – сладострастники, изверги, похотливые приапы – высшее выражение стихии, которая поглотила Римскую Империю… Платонова Атлантида, если и существовала, то, будьте уверены, погибла по тем же причинам. А куртуазный восемнадцатый век – когда все мыслимые грехи похоти и сластолюбия, столь любовно систематизированные маркизом де Садом, окончательно вырвались из оков религии… А наше время переплюнет все до него бывшее… И трудно даже предположить, что произойдет в веке грядущем!.. Но более того поражает влияние угнетенных желаний на человеческий рассудок! Оно пагубно! Неосознанные вожделения наши, как правило навеянные эросом, а иногда и более темные, более животные, не могущие быть воплощенными, претворенными в реальности, теснят наш рассудок, подобно тому, как Мопассан пенял, что Эйфелева башня гнетет его мозг. Отсюда и проистекает несметное количество всех недугов, известных медицине, как, «душевные». Обратите внимание, господа, – «душевные», то есть болезни души. Бессознательная, тайная для ума невозможность обладания чем-то или кем-то, и прочее в том же ряду, – причина и следствие шизофрении, паранойи, перверзий, нервических приступов, мигреней, несварения, запоров, наконец! А еще есть эмоционально-психические потребности – жизненно важные, которые не могут быть удовлетворены полностью, в силу несовершенств бытия и мира, неудовлетворенность коих влечет все то же расстройство рассудка, и – самоубийства, зверства, наподобие тех кровавых душегубств, совершенных лондонским Джеком Потрошителем, и прочее и прочее, включая опять же мигрени и колики. Человек физиологически и психически, подсознательно жаждет наслажденья, счастья, испытывает потребность в оном, и невозможность его достигнуть в бытии есть основание для сошествия с ума… (Вновь вернулся к своим записям.) Черт возьми, как тут темно! Небольшая пауза. ЙОЗЕФ. Сейчас придут полицейские и уволокут меня в околоток, а потом на каторгу, и, вероятно, на эшафот. Мне кажется, я лучше бы сам взошел по скрипучим ступенькам на плаху, ведомый под руки подручными палача, – ведь глаза мои были бы завязаны, и не я сам, а кто-то другой нажал рычаг механизма, отверзающего пустоту под моими ногами, чем… Пауза. фон ГОТЦОНДОРФ. Кажется, я начал понимать сокровенный смысл происходящего. Я прозрел и ясно вижу теперь, что этот нож в руках душевнобольного – суть жертвенный нож! Мне не избегнуть предначертанного в Книге судеб! Ибо я – жертва и искупление! Моя плоть, взрезанная ножом – ваше прощение! Своей смертью я искупаю ваши грехи! д-р ФРЕЙД (записывает). Очень характерный симптом: сублимация страха смерти, в виде искупительной жертвы… (Усмехается). Сумасшествие – это заразно. фон ГОТЦОНДОРФ. Пусть вечный мрак, пустота, небытие, которые одни только и ожидают нас за порогом могилы, встретят меня, откроют мне свои объятия… Что я говорю?!.. Мне дарован будет покой, в темной тишине, где нет ничего, ничего! Входят Эльза, Полицеймейстер, жандармы. ЭЛЬЗА. Вот, господин Полицеймейстер! Вот он, вот этот человек, который называет себя изобретателем швейной машинки! Вот он – Йозеф Мадершпрегер! Спятивший портной, мой бывший жених. У этого полоумного нож, которым он хочет сгубить жизнь господина тайного советника Канцелярии Его Императорского Величества Франца-Иосифа… ЙОЗЕФ. Ах, Эльза, ах! фон ГОТЦОНДОРФ. Ах! д-р ФРЕЙД. Ах, черт возьми! (Слюнявит карандаш.) Продолжительная пауза. ЙОЗЕФ. Ах, Эльза! Ты привела их… ЭЛЬЗА. Ах, Йозеф, я сделала это. (Фон Готцондорфу.) Я привела полицию, ваше превосходительство!.. Прости, Йозеф! ЙОЗЕФ. Ты ни в чем не виновата, Эльза. Во всем виноват только один я, Йозеф Мадершпрегер. ПОЛИЦЕЙМЕЙСТЕР. Мол-чать! Никому не двигаться! (Йозефу.) Эй, ты! Брось немедленно нож и убери свои лапы с его превосходительства! Сей же момент! А не то, сукин сын, тебя повесят, как шелудивого пса, а потом я тебе морду разобью, и упеку на каторгу, в рудники! Понял меня?! Молчать!!! д-р ФРЕЙД. Не стоит орать как резаный, господин полицеймейстер. ПОЛИЦЕЙМЕЙСТЕР. Прошу прощения, я на службе. Я при исполнении! ЙОЗЕФ. Вот и все… Вот и конец… Я чувствую облегчение… ЭЛЬЗА. Я привела полицию, господин тайный советник. фон ГОТЦОНДОРФ. Да-да… Я признателен вам, фройляйн… Но – зачем?.. ЭЛЬЗА. Прости меня, Йозеф! Краткая пауза. ПОЛИЦЕЙМЕЙСТЕР (Йозефу). Я по-хорошему предлагаю тебе, дурак, сдаться в руки правосудия! Тогда, может, тебя помилуют и не повесят, как бешеную собаку, а приговорят к пожизненной каторге, и ты сохранишь свою преступную жизнь. А коли ты хочешь, чтоб с тобой обошлись по-плохому, то изволь, мы пристрелим тебя прямо тут. фон ГОТЦОНДОРФ. У меня такое чувство… что я уже умер… Что я хладный труп, и душа моя отделилась от моего тела… Я наблюдаю все происходящее словно со стороны… И, знаете, господа, все это чрезвычайно забавно!.. (Хихикает.) Хотя и глупо… Но главное – мне все равно, что произойдет дальше, мне глубоко наплевать – буду ли я убит этим, портняжкой или доблестной жандармерии Его Величества во главе с господином Полицеймейстером, удастся спасти мою смешную жизнь. (Хихикает.) Это как на театре или в опере… наблюдаешь за персонажами на сцене, но происходящее не трогает тебя, а вызывает лишь любопытство: чем все это закончится? (Хихикает.) Посмотрим, посмотрим! Что вы все будете делать?! (Хихикает.) Что же вы стоите, господин Полицеймейстер? Делайте что-нибудь! ПОЛИЦЕЙМЕЙСТЕР. Слушаюсь, господин тайный советник! (Командует.) Смир-на! Товсь!! Жандармы по команде вытягиваются, а затем вскидывают ружья, целясь в Йозефа. д-р ФРЕЙД (Полицеймейстеру, вполголоса). А вы не думаете, что ваши бравые усачи могут промахнуться и попасть, чего доброго, в голову господину тайному советнику? Или, они, не приведи Бог, только ранят этого спятившего портного, и тогда он успеет вонзить свое оружие, его сиятельству прямо куда-нибудь… в плоть? Что произойдет тогда, господин Полицеймейстер?.. Кстати, у вас есть сестра, старше вас на год или два?.. Будучи вполне невинными детьми, вы ведь изучали анатомические особенности друг друга? Не так ли? А чуть позднее, вы ведь предавались с ней не вполне невинным забавам?.. А? Так я скажу вам, что произойдет, если вам не удастся спасти жизнь господина барона. Вас погонят взашей с вашей службы, вас вышвырнут на свалку, без всякой пенсии и пособия! (Записывает.) ПОЛИЦЕЙМЕЙСТЕР. Ах! Короткая пауза. ЭЛЬЗА. Ах, Йозеф! Что я наделала, Йозеф?! Что теперь будет с тобой?.. Что я наделала, Боже милосердный! д-р ФРЕЙД (Полицеймейстеру). Очень рекомендую вам, милостивый государь, курс лечения водами! (Йозефу.) И вам, и вам, друг мой, следует серьезно подумать о своем здоровье. Ваши нервы не доведут вас до добра. Поезжайте в Карлсбад или куда-нибудь в швейцарские Альпы или в Италию. Свежий воздух, регулярное питание, сероводородные ванны, грязи – вот что я рекомендую вам. Конечно, при условии, что вас не повесят. ЭЛЬЗА. Что теперь будет?! Господи! А что будет со мной?! Йозеф!.. Прости меня, Йозеф!.. д-р ФРЕЙД (фон Готцондорфу). Кстати, милостивый государь, это в полной мере относится и к вам! Вам нужно всерьез подумать о состоянии вашего здоровья. Отправляйтесь на воды! Разуметься, если вы избегните ножа. ЭЛЬЗА. Прости меня, Йозеф! ЙОЗЕФ. Ничего, ничего, Эльза. Ты ни в чем не виновата, Эльза! Это я сам виноват во всем. Мне не нужно было изобретать швейную машинку, мне не следовало предаваться пустым мечтаниям, которым никогда не суждено сбыться. Мне надо было жить тихо-тихо, как все… Служить закройщиком в мастерской Ицхака Мозеля, шить жилеты, сюртуки, вицмундиры, вечерами пить пиво в «Золотом петухе», нужно было взять тебя в жены, Эльза, чтобы ты родила ребенка, который бы умер не прожив и нескольких дней в нашем сыром и холодном подвале, куда не попадают солнечные лучи… Потом ты родила бы еще раз, и рожала бы каждый год, и, может статься, кто-нибудь из этих детей выжил… Мне не следовало обольщаться тщетными надеждами… возможности счастья… Увы, Эльза! Счастье – иллюзия, вроде тех движущихся картинок – «синематографа», которые изобрели какие-то французы, когда кажется, что все будто по-настоящему, и паровоз мчится на тебя, и вот-вот раздавит, и захватывает дух, и становится страшно, но на самом деле – все только обман, только подвижное изображенье на полотне. И раздавливает не поезд, но эта жизнь, которая тоже – обман, Эльза. Все – обман! фон ГОТЦОНДОРФ. Да, все – обман… ЙОЗЕФ. Зачем эта мучительная борьба? Почему мы не можем быть просто счастливы? Почему счастье невозможно здесь и теперь же? фон ГОТЦОНДОРФ. Ах, вы правы, господин портной! Почему мы несчастны?.. ЙОЗЕФ. Наша жизнь никому не нужна и никто в грядущем не вспомнит о ней, потому что она была бессмысленной и пустой, и нам нечем оправдаться перед теми, кто будет жить после нас… фон ГОТЦОНДОРФ. Нам совершенно нечем… оправдаться… ЙОЗЕФ. Если бы мне удалось запатентовать мое изобретенье… Если бы весь мир узнал, что я – Йозеф Мадершпрегер – изобретатель швейной машинки… Если бы я действительно изобрел швейную машинку!.. То и тогда… это не послужило бы оправданием моего существования… фон ГОТЦОНДОРФ. Да, нет, не послужило бы оправданием… ЙОЗЕФ. Но мы есть, мы чувствуем, мы живем… А наша жизнь, такая какая она есть, и которую каждый растрачивает как умеет, разве она нуждается в оправдании?.. фон ГОТЦОНДОРФ. В самом деле, разве нуждается?.. Небольшая пауза. ПОЛИЦЕЙМЕЙСТЕР. Что прикажете делать, ваше превосходительство? ЙОЗЕФ. Что я хотел сказать?.. фон ГОТЦОНДОРФ (Полицеймейстеру). Какого черта вы перебиваете?! ЙОЗЕФ. Да, все что я хотел сказать… ты, Эльза, ни в чем не виновата… фон ГОТЦОНДОРФ. Да, вы ни в чем не виноваты, фройляйн… ЙОЗЕФ. Ты спасла меня, Эльза! Ты спасла жизнь господина тайного советника, но и меня тоже, избавив от необходимости убить его. Ты спасла мою душу, Эльза! Теперь я хочу предать себя правосудию, но прежде всего, я предаю себя Господу, который по милости своей, и благодаря тебе, Эльза, не оставил меня… На меня нашло умопомраченье. Я пребывал в каком-то бессознательном состоянии, я думал, чувствовал так, словно я заводной механизм. Я был ослеплен своей гордыней, мои несчастья сломили меня и вызвали помешательство. Мне нужно отдохнуть… Теперь будет возможность. Меня ведь не сразу повесят, господин Полицеймейстер? Я так устал, господа… фон ГОТЦОНДОРФ. И я… тоже… смертельно устал, так нервно истощен… ПОЛИЦЕЙМЕЙСТЕР (Йозефу). Брось нож! Живо! Поднять руки! Йозеф подчиняется. Взять его! Живо! Жандармы скрутили Йозефа. ЭЛЬЗА. Ах, Йозеф! ПОЛИЦЕЙМЕЙСТЕР. Вот так! (Фон Готцондорфу, торжественно.) Вы свободны, ваше превосходительство! Пауза. Вы свободны, господин тайный советник! Вы можете идти домой… или куда вам будет угодно. Мы сделали все от нас зависящее и освободили вас из хищных лап этого проходимца, вырвали, так сказать, из его когтей, рискуя собой, всегда готовые отдать свою жизнь за вас, господин тайный советник, а в вашем лице за Его Величество Императора Франца-Иосифа, за наше славное Отечество! Ура! Мы беспорочно и с надлежащим рвением исполнили свой долг и тому прочее… Надеюсь, это не останется без вашего внимания… Небольшая пауза. Надеюсь, вы, ваше превосходительство, не оставите своим участием честных служак, которые рискуя жизнями вызволили, так сказать, вас из плена, и нашему вышестоящему начальству станет об том известно, не только из рапорта, но и из исходящего от вас циркуляра… Не будет лишним, господин тайный советник, так сказать, подчеркнуть мои личные заслуги, в этом щекотливом дельце… фон ГОТЦОНДОРФ. Мне кажется, я вижу все другими глазами… (Полицеймейстеру.) Вы действительно полагаете, что меня можно считать свободным?.. Что вы думаете об этом, господин медик? д-р ФРЕЙД. Человек всегда пребывает в плену у собственно эго. Наши глубинные, животные, древнейшие инстинкты держат нас заложниками! Наши вожделения – наши тюремщики и палачи! А главное из них – либидо – половое влечение, чувственная страсть, плотская любовь, похоть… (Что-то записывает.) ЭЛЬЗА (Полицеймейстеру.) Что теперь будет с бедным Йозефом Мадершпрегером? Его посадят в тюрьму? Его отправят на каторжные работы? Скажите же мне! Скажите! ПОЛИЦЕЙМЕЙСТЕР. Он получит сполна, так сказать, по заслугам, фройляйн! Этот негодяй, фройляйн, покусился на святая святых – на устои! ЭЛЬЗА. Его приговорят к смертной казни?! Его повесят? ПОЛИЦЕЙМЕЙСТЕР. Он заслуживает сурового наказания. Справедливого возмездия, так сказать. Оно воспоследует, будьте уверены! ЭЛЬЗА. Прости меня, Йозеф! Прости! Я знаю, ты великодушен, и ты уже простил меня, но я все равно не перестану вымаливать у тебя прощения! Не ты один, Йозеф, оказался ослеплен своими страданиями… на меня тоже нашло помраченье, когда я предала тебя!.. ЙОЗЕФ. Нет, Эльза, нет! ЭЛЬЗА. Да, Йозеф. Я предала тебя… я привела полицию… потому что … Я хотела как лучше, Йозеф! Я боялась, что ты в самом деле можешь ранить или убить господина тайного советника… Господин тайный советник убедил меня в том, что это необходимо… Он обещал мне… не счастье, которое, ах! невозможно, но хотя бы покой – белый домик с синим заборчиком, флюгер в виде целующихся голубков, капустные грядки… Я так виновата перед тобой, Йозеф! ЙОЗЕФ. Не вини себя, Эльза! Ты – не виновна! ЭЛЬЗА. Какая разница кто на самом деле изобрел эту распроклятую швейную машинку?!.. Мне все равно, Йозеф, изобрел ты ее или нет! Мне это безразлично… Я люблю тебя, Йозеф! Ах! Что я наделала?!.. ЙОЗЕФ. Ах, Эльза! фон ГОТЦОНДОРФ. Я все еще ощущаю ледяную сталь лезвия возле своего горла… (Д-ру Фрейду.) Взгляните, господин лекарь, он не поранил меня? д-р ФРЕЙД. Нет, но вы пережили нервное потрясение и вам нужно восстановить ваши силы. Душ профессора Шарко – вот лучшее средство, которое я бы порекомендовал… А еще, пожалуй, – клистир или гипноз… Но конечно, не этот шарлатанский метод Мессмейера!.. Что ж, господа, я полагаю, что нам всем пора… Не имеет смысла более стоять тут, тем паче что сегодня так чертовски скверно… Приятно было познакомиться со всеми вами, господа, фройляйн. Могу признаться, что сегодняшний вечер, не смотря на все неприятности, связанные с погодой, не пройдет, для меня даром… Из краткого знакомства с вами, господа, фройляйн, я почерпнул массу полезных сведений для моих научных изысканий… Я благодарю вас, друзья мои. И когда у кого-то из вас возникнет необходимость в моей помощи – я всегда с радостью к вашим услугам! (Раздает всем, включая жандармов, визитные карточки. Йозефу.) Надеюсь, друг мой, вас не повесят. И господа, господа – не злоупотребляйте алкоголем, табаком, в том числе и нюхательным, жирной пищей, морфием! Все это пагубно влияет на пищеварение, потенцию, нервы! Будьте умеренны! Только при этом условии вы будете здоровы и – счастливы. Всего доброго, господа! Райских снов! (Хочет уйти.) фон ГОТЦОНДОРФ. Одну минуту, господин, доктор! Не уходите! Вы положительно считаете, что я – свободен?.. Что я могу чувствовать себя – счастливым?! Мне следует ставить клистир, принимать душ Шарко, лечиться грязями, и я буду счастлив? Вы, фройляйн, вы тоже полагаете… что я могу быть свободным и счастливым?.. А вы, господин швец?.. Теперь, когда вы сами взяты под стражу, и вас вот-вот сведут в узилище, а потом – на эшафот, когда вам угрожает смерть, что вы чувствуете теперь?.. Вы тоже считаете, что теперь… я могу быть счастлив?.. ЙОЗЕФ (Полицеймейстеру). Отведите меня в тюрьму. Я устал. Я хочу отдохнуть. (Жандармам.) Ведите меня, ребята… фон ГОТЦОНДОРФ. Нет, вы не уйдете! (Полицеймейстеру.) Я приказываю вам, господин полицеймейстер освободить этого человека! ПОЛИЦЕЙМЕЙСТЕР. Но ваше превосходительство!.. ГОТЦОНДОРФ. Немедленно! Сию секунду! Молчать! Не сметь мне перечить! Не то вылетите со службы в два счета, без всякой пенсии! Отпустить его! Ну?! Полицеймейстер делает знак жандармам и те отпускают Йозефа. Небольшая пауза. ЭЛЬЗА. Ах! фон ГОТЦОНДОРФ. Тихо все! Слушайте теперь, что вам скажет фон Готцондорф барон Фридрих-Микаэль, тайный советник Франца-Иосифа, Его Императорского Величества! Пауза. Сегодня, когда я возвращался домой из оперы, мне было хорошо и покойно, моя жизнь проистекала так, как ей должно было проистекать, то есть, я думал, что моя жизнь происходит… совершается… движется… течет… фу, черт!.. Я полагал, что моя жизнь такова, какой и должна быть, то есть я был вполне удовлетворен ею. Одним словом, мне нравилась моя жизнь, и сам я нравился себе… и все было вполне благополучно и славно… И тут, на свою беду (хихикает) меня останавливает Йозеф… Хотя нет, меня сперва задержал какой-то другой оборванец, с этим… как его?.. а! шарманкой!.. и предложил мне… купить у него толику счастья в виде цветной бумажки, билетика, всего за полкроны! И я… прогнал его, потому что меня раздражали ужасные звуки, которые вываливались из его ящика и падали на мостовую, словно камни… (Вдруг напевает песенку Птицелова из «Волшебной Флейты».) «Известный всем я птицелов!..» (Хихикает.) Птичка улетела! (Хихикает.) Я не истратил полкроны на счастье, которое было почти в моих руках, и теперь я бесконечно несчастлив… И уже ничего нельзя сделать… ведь шарманщик унес с собой свою ужасную скрипучую музыку, и мой счастливый билет… Синяя птичка улетела! Я не понял знаков, не распознал знамений судьбы… А Йозеф Мадершпрегер, едва не убил меня своим страшным ножом, и я уже начинаю жалеть о том, что он не сделал этого, ибо у меня открылись глаза, и я вижу, что все – ужасно!.. Да-с!.. Что я хотел сказать?.. Стоять! Я еще не закончил!.. Йозеф Мадершпрегер признался, что он никогда не изобретал швейной машинки. Его следует отпустить, пусть он едет на воды в Карлсбад, принимает грязи и душ Шарко! Не возражать! Йозеф Мадершпрейгер не изобретал швейной машинки, потому… что это сделал я! Я! Микаэль и Фридрих фон Готдонофорц, тайный т-сс! советчик Его Величества Иосифа-Франца, – изобретатель швейной машинки! (Хихикает.) Не портной Йозеф, а я, дворянин, кавалер орденов с бантами и без… я изобрел швейную машинку! Я не мог признаться в этом публично, потому что это несообразно с моим положением в обществе, в свете… Но что стало результатом моих бессонных ночей, моих терзаний, моих… чего там еще?.. ну, не важно… ПОЛИЦЕЙМЕЙСТЕР. Что он говорит?! ЭЛЬЗА (негромко). Он спятил?.. фон ГОТЦОНДОРФ. Китайцы украли мое детище, мою машинку… (Всхлипывает.) Подлые, низкие, мерзкие мошенники… Воры!.. Почему вы не поймали их, Полицеймейстер?! ЭЛЬЗА. Он помешался! ЙОЗЕФ. Ах! ПОЛИЦЕЙМЕЙСТЕР. Ах! д-р ФРЕЙД. Ах! Какой странный сегодня день… (Что-то быстро-быстро записывает.) фон ГОТЦОНДОРФ. А Йозеф Мадершпрегер чуть-чуть не выпустил мне кишки, потому, что тоже хотел присвоить себе заслугу изобретения этого выдающегося механизма! Его следовало бы арестовать и повесить… но нужно быть милосердными! Нужно быть милосердными, господа! Поэтому, пусть он отправляется к чертовой матери, пусть принимает душ Шарко, ставит себе клистиры, пиявок, лишь бы он больше никогда, слышишь меня, ты, самозванец?.. никогда не попадался мне на глаза!.. ЭЛЬЗА. Он сошел с ума! Что же вы стоите?! Господин доктор?! Он – помешался! Д-р. ФРЕЙД. Скверный день. Сегодня тринадцатое? фон ГОТЦОНДОРФ. А эта женщина – которая называет себя Эльзой – она находится в преступном заговоре, она привела сюда жандармов, чтобы ее сообщник не смог изобличить самого себя, она хотела скрыть правду… и отправить Йозефа в тюрьму… и пыталась соблазнить, когда я… ЭЛЬЗА. Он тронулся рассудком! Ах, Йозеф! Господин Полицеймейстер! Его превосходительство спятил! ПОЛИЦЕЙМЕЙСТЕР (Эльзе, вполголоса). Молчать! Не сметь! фон ГОТЦОНДОРФ (никого не слышит). Мы! Мы, Фридрих и Микаэль фон Гофцондор… изобретатели швейной машинки… ЭЛЬЗА. Делайте же что-нибудь, господин медик! Д-р Фрейд пожимает плечами. фон ГОТЦОНДОРФ (поет куплет из «Волшебной флейты»). Я Фридрих… фон Мадершпрегер – сочинил бессмертную оперу «Волшебная флейта»! Слышите вы?! А «Женитьбу Фигаро» и «Дон Жуан» сочинил Микаэль фон Мадершпрегер… ЭЛЬЗА. Ах, Йозеф, ах! фон ГОТЦОНДОРФ. Зачем вы явились сюда, господин Полицеймейстер? Кто вас звал?.. Вы хотели упечь в свои казематы этого несчастного портняжку, чтобы никто не смог доискаться справедливости?.. Вы способствуете сокрытию правды… о том, что я – Фридрих-Микаэль фон Фейербах – наследник русского престола?!.. Я прапрапраправнук русского императора Иоганна IV, по линии его сына, убиенного царевича Дмитрия… ПОЛИЦЕЙМЕЙСТЕР. Ваше сиятельство, опомнитесь!.. ЭЛЬЗА. Ах! фон ГОТЦОНДОРФ. Я никогда не умру, потому что я есть живой бог Манчжурии Заратуштра и не позволю какому-то Бисмарку вкупе с американцами угрожать свободе Сербии и Черногории!.. д-р ФРЕЙД (пожимает плечами). Что прикажете делать?.. фон ГОТЦОНДОРФ. Я познал причину возникновения всех болезней, которая коренится в отсутствии любви… Грядет Конец Света и Страшный Суд, и с неба посыплются огненные жабы, и прочая мерзость и Четвертый Всадник будет топтать нечестивых грешников своими сияющими копытами! Покайтесь, говорю вам, я, Магомет, посланник Аллаха, пророк его! Покайтесь, неверные! д-р ФРЕЙД. Нужна смирительная рубашка. фон ГОТЦОНДОРФ. Не смотря на то что моя деревянная нога нестерпимо болит все время, – я, Сара Бернар, выхожу на сцену в роли Гамлета, принца датского, и зал встает и приветствует меня! (Декламирует, трагически, с подвыванием.) «Эта пьеса изображает убийство, совершенное в Вене!» ЭЛЬЗА. Что же вы все стоите, как соляные столпы?! Господин тайный советник! Придите в себя!.. фон ГОТЦОНДОРФ. Смерти нет, она не существует в природе вещей… И я могу доказать – потому что я – Иисус Христос… Я могу сейчас, здесь умереть на ваших глазах, и – воскреснуть! (Хихикает.) Это очень забавный фокус!.. Не так ли, господа?! Смотрите! (Поднимает нож Йозефа). ЭЛЬЗА. Что он делает?! Остановите его! Йозеф! Он убьет себя! фон ГОТЦОНДОРФ. Я не умру! (Наносит себе раны.) Йозеф бросается к фон Готцондорфу, пытается схватить его руку с ножом, но… …напарывается на нож… Йозеф падает, зажимая руками рану… ВСЕ. Ах! Совсем близко – звуки шарманки. ЙОЗЕФ. Я, Йозеф Мадершпрегер… изобретатель швейной машинки… Эльза!.. Эльза!.. ВСЕ. Ах! фон ГОТЦОНДОРФ (окровавленный мечется, кричит). Я – Йозеф Мадершпрегер, изобретатель швейной машинки! Я, Йозеф Мадершпрегер, – изобретатель швейной машинки!.. Возникает Шарманщик. ШАРМАНЩИК. Купите счастливый билетик, госпо… да… Шарманщик механически продолжает крутить ручку шарманки… Звуки вываливаются из его ящика, как камни. ЗАНАВЕС @В.Леванов 1999 г.